Неточные совпадения
Я
не буду говорить о том, что основные понятия, из которых выводится у Гегеля определение прекрасного], теперь уже признаны
не выдерживающими критики;
не буду говорить и о том, что прекрасное [у Гегеля]
является только «призраком», проистекающим от непроницательности взгляда,
не просветленного философским мышлением, перед которым исчезает кажущаяся полнота проявления идеи в
отдельном предмете, так что [по системе Гегеля] чем выше развито мышление, тем более исчезает перед ним прекрасное, и, наконец, для вполне развитого мышления есть только истинное, а прекрасного нет;
не буду опровергать этого фактом, что на самом деле развитие мышления в человеке нисколько
не разрушает в нем эстетического чувства: все это уже было высказано много раз.
Определяя прекрасное как полное проявление идеи в
отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря, прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в природе) истинно прекрасного нет»; из того, что в природе нет истинно прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки прекрасного в объективной действительности» и что «прекрасное, создаваемое искусством, выше прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и
являются в ней]
не случайно, а по строгому логическому развитию основного понятия о прекрасном.
Первая форма его та, когда субъект
является не фактически, а только в возможности виновным и когда поэтому сила, его губящая,
является слепою силою природы, которая на
отдельном субъекте, более отличающемся внешним блеском богатства и т. п., нежели внутренними достоинствами, показывает пример, что индивидуальное должно погибнуть потому, что оно индивидуальное.
Неточные совпадения
Охотно допускаю, что во всем этом настроении преимущественными виновниками
являются отдельные личности, но ведь масса присутствовала при этих деяниях — и
не ахнула.
Павел и Андрей почти
не спали по ночам,
являлись домой уже перед гудком оба усталые, охрипшие, бледные. Мать знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая
отдельных рабочих, разгоняя группы и порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти желала этого — это было бы лучше для них, казалось ей.
Он говорил себе, что такой решительный шаг, какой представляла собой отмена крепостного права,
не может остаться без дальнейших последствий; что разделение на сословия
не удержится, несмотря ни на какие искусственные меры; что на место
отдельных сословных групп
явится нечто всесословное и, наконец, выступит на сцену «земля».
Напав на нить брачных историй, князь Василий
не пощадил и Густава Ивановича Фриессе, мужа Анны, рассказав, что он на другой день после свадьбы
явился требовать при помощи полиции выселения новобрачной из родительского дома, как
не имеющую
отдельного паспорта, и водворения ее на место проживания законного мужа.
Она, разумеется, озаботилась на дамской половине дома приготовить для Домны Осиповны, в особой
отдельной комнате, постель, и когда та пришла в эту комнату, Минодора
не замедлила
явиться к ней, чтобы помочь ей раздеться.