Неточные совпадения
Часам к 10 утра пришел полицейский чиновник, постучался сам, велел слугам постучаться, — успех
тот же, как и прежде. «Нечего делать, ломай дверь, ребята».
В
то же самое утро,
часу в 12-м, молодая дама сидела в одной из трех комнат маленькой дачи на Каменном острову, шила и вполголоса напевала французскую песенку, бойкую, смелую.
Он повиновался молча. Вошел в свою комнату, сел опять за свой письменный стол, у которого сидел такой спокойный, такой довольный за четверть
часа перед
тем, взял опять перо… «В такие-то минуты и надобно уметь владеть собою; у меня есть воля, — и все пройдет… пройдет»… А перо, без его ведома, писало среди какой-то статьи: «перенесет ли? — ужасно, — счастье погибло»…
— Экая бешеная француженка, — сказал статский, потягиваясь и зевая, когда офицер и Жюли ушли. — Очень пикантная женщина, но это уж чересчур. Очень приятно видеть, когда хорошенькая женщина будирует, но с нею я не ужился бы четыре
часа, не
то что четыре года. Конечно, Сторешников, наш ужин не расстраивается от ее каприза. Я привезу Поля с Матильдою вместо них. А теперь пора по домам. Мне еще нужно заехать к Берте и потом к маленькой Лотхен, которая очень мила.
—
Часов в двенадцать, — сказала Верочка. Это для Жюли немного рано, но все равно, она велит разбудить себя и встретится с Верочкою в
той линии Гостиного двора, которая противоположна Невскому; она короче всех, там легко найти друг друга, и там никто не знает Жюли.
— Я не знаю, — ведь я вчера поутру, когда вставала, не знала, что мне захочется полюбить вас; за несколько
часов до
того, как полюбила вас, не знала, что полюблю, и не знала, как это я буду чувствовать, когда полюблю вас.
Часа два продолжалась сцена. Марья Алексевна бесилась, двадцать раз начинала кричать и сжимала кулаки, но Верочка говорила: «не вставайте, или я уйду». Бились, бились, ничего не могли сделать. Покончилось
тем, что вошла Матрена и спросила, подавать ли обед — пирог уже перестоялся.
— Я так и думал, — в последние три
часа, с
той поры как вышел сюда из — за карточного стола. Но зачем же он считается женихом?
Третий результат слов Марьи Алексевны был, разумеется,
тот, что Верочка и Дмитрий Сергеич стали, с ее разрешения и поощрения, проводить вместе довольно много времени. Кончив урок
часов в восемь, Лопухов оставался у Розальских еще
часа два — три: игрывал в карты с матерью семейства, отцом семейства и женихом; говорил с ними; играл на фортепьяно, а Верочка пела, или Верочка играла, а он слушал; иногда и разговаривал с Верочкою, и Марья Алексевна не мешала, не косилась, хотя, конечно, не оставляла без надзора.
— Миленький, я не хотела тебе сказать; в семь
часов, миленький, а
то все думала; нет, раньше, в шесть.
Через два
часа после
того как возвратился Серж, частный пристав извинился перед Прибытковой, поехал извиняться перед ее женихом.
Ах, как легко! так что и
час, и два пролетят, будто одна минута, нет, ни минуты, ни секунды нет, вовсе времени нет, все равно, как уснешь, и проснешься: проснешься — знаешь, что много времени прошло с
той поры, как уснул; а как это время прошло? — и ни одного мига не составило; и тоже все равно, как после сна, не
то что утомленье, а, напротив, свежесть, бодрость, будто отдохнул; да так и есть, что отдохнул: я сказала «очень легко дышать», это и есть самое настоящее.
Поэтому только половину вечеров проводят они втроем, но эти вечера уже почти без перерыва втроем; правда, когда у Лопуховых нет никого, кроме Кирсанова, диван часто оттягивает Лопухова из зала, где рояль; рояль теперь передвинут из комнаты Веры Павловны в зал, но это мало спасает Дмитрия Сергеича: через четверть
часа, много через полчаса Кирсанов и Вера Павловна тоже бросили рояль и сидят подле его дивана; впрочем, Вера Павловна недолго сидит подле дивана; она скоро устраивается полуприлечь на диване, так, однако, что мужу все-таки просторно сидеть: ведь диван широкий;
то есть не совсем уж просторно, но она обняла мужа одною рукою, поэтому сидеть ему все-таки ловко.
Вот она и читает на своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: «Что это, в последнее время стало мне несколько скучно иногда? или это не скучно, а так? да, это не скучно, а только я вспомнила, что ныне я хотела ехать в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, поздно поехал за билетом: будто не знает, что, когда поет Бозио,
то нельзя в 11
часов достать билетов в 2 рубля.
Час наслажденья
Лови, лови;
Младые лé
таОтдай любви…
Подле меня едва ли провел он четверть
часа», неправда, больше полчаса, я думаю, да, больше полчаса, я уверена, думает Вера Павловна: «кроме
того времени, которое мы сидели рядом в лодке.
9 июля он уехал, а 11 июля поутру произошло недоумение в гостинице у станции московской железной дороги, по случаю невставанья приезжего, а
часа через два потом сцена на Каменноостровской даче, теперь проницательный читатель уже не промахнется в отгадке
того, кто ж это застрелился.
Часа через три после
того, как ушел Кирсанов, Вера Павловна опомнилась, и одною из первых ее мыслей было: нельзя же так оставить мастерскую.
У Мерцаловой было двое детей; надо
час — полтора в день, да и
те не каждый день, она может уделять.
— «Нет, уж если вы так решительны,
то лучше заходите попозднее: я все утро буду дома, до 12
часов».
Но у него беспрестанно бывали люди,
то все одни и
те же,
то все новые; для этого у него было положено: быть всегда дома от 2 до З
часов; в это время он говорил о делах и обедал.
Летами, голосом, чертами лица, насколько запомнил их рассказчик, проезжий тоже подходил к Рахметову; но рассказчик тогда не обратил особого внимания на своего спутника, который к
тому же недолго и был его спутником, всего
часа два: сел в вагон в каком-то городишке, вышел в какой-то деревне; потому рассказчик мог описывать его наружность лишь слишком общими выражениями, и полной достоверности тут нет: по всей вероятности, это был Рахметов, а впрочем, кто ж его знает?
Но я не говорил
того, что я знаю все от него, и я не мог бы этого сказать, потому что, действительно, знаю все не от него, а от Дмитрия Сергеича, который просидел у меня
часа два; я был предуведомлен, что он будет у меня, потому и находился дома, он сидел у меня
часа два или более после
того, как он написал записку, столько огорчившую вас.
«11 июля. 2
часа ночи. Милый друг Верочка, выслушай все, что тебе будет говорить Рахметов. Я не знаю, что хочет он говорить тебе, я ему не поручал говорить ничего, он не делал мне даже и намека о
том, что он хочет тебе говорить… Но я знаю, что он никогда не говорит ничего, кроме
того, что нужно. Твой Д. А.».
Она сама не знает, так она потрясена была быстрым оборотом дела: еще не прошло суток, да, только через два
часа будут сутки после
того, как он нашел ее письмо у себя в комнате, и вот он уж удалился, — как это скоро, как это внезапно!
В два
часа ночи она еще ничего не предвидела, он выжидал, когда она, истомленная тревогою
того утра, уж не могла долго противиться сну, вошел, сказал несколько слов, и в этих немногих словах почти все было только непонятное предисловие к
тому, что он хотел сказать, а что он хотел сказать, в каких коротких словах сказал он: «Я давно не видел своих стариков, — съезжу к ним; они будут рады» — только, и тотчас же ушел.
Сколько времени где я проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному
тому, что в числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это было в письме: «милый мой друг», несколько раз было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да, было так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько
часов.
В
те редкие дни, когда у меня оставалось много свободных
часов, я чувствовал, что силы изменяют мне.
Саша уходит за прибором, — да, это чаще, чем
то, что он прямо входит с чайным прибором, — и хозяйничает, а она все нежится и, напившись чаю, все еще полулежит уж не в постельке, а на диванчике, таком широком, но, главное достоинство его, таком мягком, будто пуховик, полулежит до 10, до 11
часов, пока Саше пора отправляться в гошпиталь, или в клиники, или в академическую аудиторию, но с последнею чашкою Саша уже взял сигару, и кто-нибудь из них напоминает другому «принимаемся за дело», или «довольно, довольно, теперь за дело» — за какое дело? а как же, урок или репетиция по студенчеству Веры Павловны...
Когда я делаю вывод из наблюдений, общий обзор фактов, я теперь в
час кончаю
то, над чем прежде должен был думать несколько
часов.
— А энергия работы, Верочка, разве мало значит? Страстное возбуждение сил вносится и в труд, когда вся жизнь так настроена. Ты знаешь, как действует на энергию умственного труда кофе, стакан вина,
то, что дают они другим на
час, за которым следует расслабление, соразмерное этому внешнему и мимолетному возбуждению,
то имею я теперь постоянно в себе, — мои нервы сами так настроены постоянно, сильно, живо. (Опять грубый материализм, замечаем и проч.)
И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием
того же впереди, — это мимолетный
час забытья нужды и горя — а разве нужда и горе могут быть забыты вполне? разве песок пустыни не заносит? разве миазмы болота не заражают и небольшого клочка хорошей земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом?
— Если спит, если пустяки,
то что ж, в самом деле? Расстраивающее впечатление, на четверть
часа произведенное дамою в трауре, прошло, исчезло, забылось, — не совсем, но почти. Вечер без нее понемножку направлялся, направлялся на путь всех прежних вечеров в этом роде, и вовсе направился, пошел весело.
— Видишь. Однако иди, а
то простудимся. И
то уж четверть
часа стоим.
Все принялись стыдить Никитина. «Это только оттого, что я поперхнулся, а
то я могу пить», — оправдывался он. Стали справляться, сколько
часов. Только еще одиннадцать, с полчаса можно еще поболтать, успеем.