Неточные совпадения
«Нет, это не так, я не успела прочесть, в письме
вовсе нет этого!»
И она опять подняла руку с письмом.
Чай, наполовину налитый густыми, вкусными сливками, разбудил аппетит. Верочка приподнялась на локоть
и стала пить. — «Как вкусен чай, когда он свежий, густой
и когда в нем много сахару
и сливок! Чрезвычайно вкусен!
Вовсе не похож на тот спитой, с одним кусочком сахару, который даже противен. Когда у меня будут свои деньги, я всегда буду пить такой чай, как этот».
Марья Алексевна, конечно, уже не претендовала на отказ Верочки от катанья, когда увидела, что Мишка — дурак
вовсе не такой дурак, а чуть было даже не поддел ее. Верочка была оставлена в покое
и на другое утро без всякой помехи отправилась в Гостиный двор.
— Мне жаль вас, — сказала Верочка: — я вижу искренность вашей любви (Верочка, это еще
вовсе не любовь, это смесь разной гадости с разной дрянью, — любовь не то; не всякий тот любит женщину, кому неприятно получить от нее отказ, — любовь
вовсе не то, — но Верочка еще не знает этого,
и растрогана), — вы хотите, чтобы я не давала вам ответа — извольте. Но предупреждаю вас, что отсрочка ни к чему не поведет: я никогда не дам вам другого ответа, кроме того, какой дала нынче.
С какою степенью строгости исполняют они эту высокую решимость, зависит, конечно, оттого, как устраивается их домашняя жизнь: если не нужно для близких им, они так
и не начинают заниматься практикою, то есть оставляют себя почти в нищете; но если заставляет семейная необходимость, то обзаводятся практикою настолько, насколько нужно для семейства, то есть в очень небольшом размере,
и лечат лишь людей, которые действительно больны
и которых действительно можно лечить при нынешнем еще жалком положении науки, тo есть больных,
вовсе невыгодных.
«Однако ж он
вовсе не такой дикарь, он вошел
и поклонился легко, свободно», — замечается про себя на одной стороне стола. — «Однако ж если она
и испорченная девушка, то, по крайней мере, стыдится пошлостей матери», замечается на другой стороне стола.
Она настаивала, чтобы вечера
вовсе не было, но вечер устроился, маленький, без выставки, стало быть, неотяготительный для нее,
и она, — чего никак не ожидала, — забыла свое горе: в эти годы горевать так не хочется, бегать, хохотать
и веселиться так хочется, что малейшая возможность забыть заставляет забыть на время горе.
«Как это так скоро, как это так неожиданно, — думает Верочка, одна в своей комнате, по окончании вечера: — в первый раз говорили
и стали так близки! за полчаса
вовсе не знать друг друга
и через час видеть, что стали так близки! как это странно!»
Как же они не знают, что без этого нельзя, что это в самом деле надобно так сделать
и что это непременно сделается, чтобы
вовсе никто не был ни беден, ни несчастен.
Вот Верочка играет, Дмитрий Сергеич стоит
и слушает, а Марья Алексевна смотрит, не запускает ли он глаз за корсет, — нет,
и не думает запускать! или иной раз
вовсе не глядит на Верочку, а так куда-нибудь глядит, куда случится, или иной раз глядит на нее, так просто в лицо ей глядит, да так бесчувственно, что сейчас видно: смотрит на нее только из учтивости, а сам думает о невестином приданом, — глаза у него не разгораются, как у Михаила Иваныча.
Но он действительно держал себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил, что все на свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт
и вопиять о принципах чести, которые следовало бы соблюдать этому плуту, что
и сам плут
вовсе не напрасно плут, а таким ему
и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не говоря уж о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
Лицо Марьи Алексевны, сильно разъярившееся при первом слове про обед, сложило с себя решительный гнев при упоминании о Матрене
и приняло выжидающий вид: — «посмотрим, голубчик, что-то приложишь от себя к обеду? — у Денкера, — видно, что-нибудь хорошее!» Но голубчик,
вовсе не смотря на ее лицо, уже вынул портсигар, оторвал клочок бумаги от завалявшегося в нем письма, вынул карандаш
и писал.
— А если так, почему ж тебе
и не перестать с ним видеться
вовсе?
— Ах, как весело будет! Только ты, мой миленький, теперь
вовсе не говори со мною,
и не гляди на меня,
и на фортепьяно не каждый раз будем играть.
И не каждый раз буду выходить при тебе из своей комнаты. Нет, не утерплю, выйду всегда, только на одну минуточку,
и так холодно буду смотреть на тебя, неласково.
И теперь сейчас уйду в свою комнату. До свиданья, мой милый. Когда?
— Ах, мой миленький, я уж
и дни считать перестала. Не проходят,
вовсе не проходят.
Порядок их жизни устроился, конечно, не совсем в том виде, как полушутя, полусерьезно устраивала его Вера Павловна в день своей фантастической помолвки, но все-таки очень похоже на то. Старик
и старуха, у которых они поселились, много толковали между собою о том, как странно живут молодые, — будто
вовсе и не молодые, — даже не муж
и жена, а так, точно не знаю кто.
Жюли
и Верочка опять покричали, опять посолидничали, при прощанье стали
вовсе солидны,
и Жюли вздумала спросить, — прежде не случилось вздумать, — зачем Верочка заводит мастерскую? ведь если она думает о деньгах, то гораздо легче ей сделаться актрисою, даже певицею: у нее такой сильный голос; по этому случаю опять уселись.
Кирсанов плохо помогал им, был больше, даже
вовсе на стороне дам,
и они втроем играли, пели, хохотали до глубокой ночи, когда, уставши, развели, наконец,
и непоколебимых ревнителей серьезного разговора.
Было бы слишком длинно
и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе
и употреблении прибыли; о многом придется
вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами в лавочке.
В самом деле Кирсанов уже больше двух лет почти
вовсе не бывал у Лопуховых. Читатель не замечал его имени между их обыкновенными гостями, да
и между редкими посетителями он давно стал самым редким.
Да китайцы
и правы: в отношениях с ними все европейцы, как один европеец, не индивидуумы, а представители типа, больше ничего; одинаково не едят тараканов
и мокриц, одинаково не режут людей в мелкие кусочки, одинаково пьют водку
и виноградное вино, а не рисовое,
и даже единственную вещь, которую видят свою родную в них китайцы, — питье чаю, делают
вовсе не так, как китайцы: с сахаром, а не без сахару.
То были люди, хоть
и той же натуры, но еще не развившейся до этого типа, а он, этот тип, зародился недавно; в мое время его еще не было, хоть я не очень старый, даже
вовсе не старый человек.
Дня через два Лопухов сказал Вере Павловне, что заходил к Кирсанову
и, как ему показалось, встречен был довольно странно. Кирсанов как будто хотел быть с ним любезен, что было
вовсе лишнее между ними. Лопухов, посмотревши на него, сказал прямо...
Две — три недели его тянуло тогда к Лопуховым, но
и в это время было больше удовольствия от сознания своей твердости в борьбе, чем боли от лишения, а через месяц боль
вовсе прошла,
и осталось одно довольство своею честностью.
— Вот хозяйка с тактом, — сказала Вера Павловна: —
и не подумала, что у вас, Александр Матвеич, может
вовсе не быть желания идти с нами.
Так это странно мне показалось, ведь я
вовсе не к тому сказала; да
и как же этого ждать было? да я
и ушам своим не верила, расплакалась еще больше, думала, что он надо мною насмехается: «грешно вам обижать бедную девушку, когда видите, что я плачу»;
и долго ему не верила, когда он стал уверять, что говорит не в шутку.
Ах, как легко! так что
и час,
и два пролетят, будто одна минута, нет, ни минуты, ни секунды нет,
вовсе времени нет, все равно, как уснешь,
и проснешься: проснешься — знаешь, что много времени прошло с той поры, как уснул; а как это время прошло? —
и ни одного мига не составило;
и тоже все равно, как после сна, не то что утомленье, а, напротив, свежесть, бодрость, будто отдохнул; да так
и есть, что отдохнул: я сказала «очень легко дышать», это
и есть самое настоящее.
А как же это странно, вы не поверите, что, когда он на меня любуется
и целует, мне
вовсе не было стыдно, а только так приятно,
и так легко дышится; отчего ж это, Вера Павловна, что я своих девушек стыжусь, а его взгляда мне не стыдно?
Но — читатель уже знает вперед смысл этого «но», как
и всегда будет вперед знать, о чем будет рассказываться после страниц, им прочтенных, — но, разумеется, чувство Кирсанова к Крюковой при их второй встрече было
вовсе не то, как у Крюковой к нему: любовь к ней давным — давно прошла в Кирсанове; он только остался расположен к ней, как к женщине, которую когда-то любил.
Идиллия нынче не в моде,
и я сам
вовсе не люблю ее, то есть лично я не люблю, как не люблю гуляний, не люблю спаржи, — мало ли, до чего я не охотник? ведь нельзя же одному человеку любить все блюда, все способы развлечений; но я знаю, что эти вещи, которые не по моему личному вкусу, очень хорошие вещи, что они по вкусу, или были бы по вкусу, гораздо большему числу людей, чем те, которые, подобно мне, предпочитают гулянью — шахматную игру, спарже — кислую капусту с конопляным маслом; я знаю даже, что у большинства, которое не разделяет моего вкуса к шахматной игре,
и радо было бы не разделять моего вкуса к кислой капусте с конопляным маслом, что у него вкусы не хуже моих,
и потому я говорю: пусть будет на свете как можно больше гуляний,
и пусть почти совершенно исчезнет из света, останется только античною редкостью для немногих, подобных мне чудаков, кислая капуста с конопляным маслом!
И все это устраивалось так постепенно, что
вовсе и незаметно было, как развивалась перемена.
Это ему так кажется, а Лопуховым очень видно, почему так: он входит в известность, вот
и является все больше
и больше людей, которым он нужен;
и работою нельзя ему пренебрегать, напрасно он начинает полениваться, — да чего, он
вовсе изленился в предыдущие месяцы, вот ему
и скучно приниматься за нее: — «А надобно, брат Александр».
— Я не понимаю, о каком деле ты говоришь,
и должен тебе сказать, что этот разговор мне
вовсе не нравится, как тебе не нравился за две минуты.
И вот, однажды после обеда, Вера Павловна сидела в своей комнате, шила
и думала,
и думала очень спокойно,
и думала
вовсе не о том, а так, об разной разности
и по хозяйству,
и по мастерской,
и по своим урокам,
и постепенно, постепенно мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще
и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались,
и вот они тысячами роятся в ее мыслях,
и все растут, растут,
и все сливаются в один вопрос, форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я думаю, что я чувствую?
Вера Павловна, слушая такие звуки, смотря на такое лицо, стала думать, не
вовсе, а несколько, нет не несколько, а почти
вовсе думать, что важного ничего нет, что она приняла за сильную страсть просто мечту, которая рассеется в несколько дней, не оставив следа, или она думала, что нет, не думает этого, что чувствует, что это не так? да, это не так, нет, так, так, все тверже она думала, что думает это, — да вот уж она
и в самом деле
вовсе думает это, да
и как не думать, слушая этот тихий, ровный голос, все говорящий, что нет ничего важного?
Я бы мог
вовсе бросить эти проклятые уроки, которые противны мне, — было бы довольно одного жалованья от завода,
и отдохнул бы,
и занялся бы ученою работою, восстановил бы свою карьеру.
Только она
и давала некоторую возможность отбиваться от него: если уж начнет слишком доезжать своими обличениями, доезжаемый скажет ему: «да ведь совершенство невозможно — ты же куришь», — тогда Рахметов приходил в двойную силу обличения, но большую половину укоризн обращал уже на себя, обличаемому все-таки доставалось меньше, хоть он не
вовсе забывал его из — за себя.
Рахметов просидит вечер, поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их разговора,
и ты скоро увидишь, что если бы я не хотел передать тебе этого разговора, то очень легко было бы
и не передавать его,
и ход событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания,
и вперед тебе говорю, что когда Рахметов, поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже
и совсем он уйдет из этого рассказа,
и что не будет он ни главным, ни неглавным,
вовсе никаким действующим лицом в моем романе.
— Да, есть; вижу, что есть
и очень даже, когда вы напомнили, — сказала Вера Павловна, уж
вовсе смеясь.
— А то кто же?
И все это дело, — он вел его хорошо, я не спорю, — но зачем оно было? зачем весь этот шум? ничему этому
вовсе не следовало быть.
Этому чувству необходимо должно было возникнуть, как скоро даны характеры ваш
и Дмитрия Сергеича: не так, то иначе, оно все-таки развилось бы; ведь здесь коренное чувство
вовсе не то, что вы полюбили другого, это уже последствие; коренное чувство — недовольство вашими прежними отношениями.
Значит, о любви к другому тут
и толковать нечего:
вовсе не в ней сущность дела.
К чему эти катастрофы?
и все оттого, что у вас, благодаря прежнему дурному способу его держать вас неприготовленною к этому, осталось понятие: «я убиваю его этим», чего тогда
вовсе не было бы.
А Гороховая улица, этак, выйдет уж самое главное действующее лицо, потому что без нее не было б
и домов, стоящих на ней, значит,
и дома Сторешникова, значит, не было бы
и управляющего этим домом,
и дочери управляющего этим домом не было бы, а тогда ведь
и всего рассказа
вовсе бы не было.
Положим, что другие порядочные люди переживали не точно такие события, как рассказываемое мною; ведь в этом нет решительно никакой ни крайности, ни прелести, чтобы все жены
и мужья расходились, ведь
вовсе не каждая порядочная женщина чувствует страстную любовь к приятелю мужа, не каждый порядочный человек борется со страстью к замужней женщине, да еще целые три года,
и тоже не всякий бывает принужден застрелиться на мосту или (по словам проницательного читателя) так неизвестно куда пропасть из гостиницы.
Но каждый порядочный человек
вовсе не счел бы геройством поступить на месте этих изображенных мною людей точно так же, как они,
и совершенно готов к этому, если бы так случилось,
и много раз поступал не хуже в случаях не менее, или даже
и более трудных,
и все-таки не считает себя удивительным человеком, а только думает о себе, что я, дескать, так себе, ничего, довольно честный человек.
Вера Павловна, возвратившись в Петербург, увидела, что если
и нужно ей бывать в этой швейной, то разве изредка, ненадолго; что если она продолжает бывать там почти каждый день, то, собственно, потому только, что ее влечет туда ее привязанность,
и что там встречает ее привязанность; может быть, на несколько времени еще
и не
вовсе бесполезны ее посещения, все-таки Мерцалова еще находит иногда нужным советоваться с нею; но это берет так мало времени
и бывает все реже; а скоро Мерцалова приобретет столько опытности, что
вовсе перестанет нуждаться в Вере Павловне.
И думается это полчаса, а через полчаса эти четыре маленькие слова, эти пять маленьких слов уже начинают переделывать по своей воле даже прежние слова, самые главные прежние слова:
и из двух самых главных слов «я поеду» вырастают три слова: уж
вовсе не такие, хоть
и те же самые: «поеду ли я?» — вот как растут
и превращаются слова!
Конечно, она мало читала, она
вовсе не читала, она осмотрела комнату, она стала прибирать ее, будто хозяйка; конечно, мало прибрала,
вовсе не прибирала, но как она спокойна:
и может читать,
и может заниматься делом, заметила, что из пепельницы не выброшен пепел, да
и суконную скатерть на столе надобно поправить,
и этот стул остался сдвинут с места.
Все это осталось по-прежнему в новое спокойное время, как было в прежнее спокойное время; только в нынешнее новое спокойное время все это несколько изменилось, или, пожалуй, не изменилось, но все-таки выходит не совсем то, что в прежнее время,
и жизнь выходит
вовсе не та.