Неточные совпадения
— М-lle Васильева, — произнес он со своим обычным спокойствием, — вы пожелали мне спокойной ночи
в два часа
дня при полном блеске солнца. Так как вы
не в меру любезны сегодня и несвоевременно высказываете ваши пожелания,
то уж будьте любезны до конца и потрудитесь покараулить меня у дверей моей комнаты и проследить, чтобы эти девицы
не шумели и дали мне хорошенько отдохнуть с дороги!
— Вот это
дело! — вскричал
тот, с настоящей ловкостью фокусника подхватывал на лету Милку. Ну, прощай покуда. Мне идти надо, a
то от хозяина попадет, если к своему выходу опоздаю. A пока слушай, что я тебе скажу: y нас жизнь веселая. И пляшем да кувыркаемся.
То ли
дело! A y вас, как я погляжу, ни свободы, ни радости. Ты к нам приходи
в случае чего. A
то одной Розке
не справиться. Право, поступай к нам
в труппу.
Девочки наперерыв ласкали Милку и радовались
не меньше Карлуши. Одна только Тася
не разделяла общего оживления. При виде Милки она густо покраснела и незаметно выскользнула из комнаты, чтобы девочки
не могли увидеть её смущенного лица. Старшие девочки к
тому же все время испытующе поглядывали на нее, и это еще более смущало Тасю. Между
тем m-lle Орлик, вернувшись из цирка, прямо прошла
в комнату брата, где они долго совещались о чем-то.
И быстро соскочив с окна Тася на цыпочках проскользнула
в прихожую. Отыскать пальто и капор среди висевшей на вешалке одежды пансионерок, быстро накинуть на себя
то и другое, неслышно подкрасться к двери, приотворить ее и проскользнуть на крыльцо — было для Таси
делом двух-трех минут,
не больше.
Что было дальше — девочка
не помнила. Перенесенные волнения, колючие боли во всем теле и сильная лихорадка сделали свое
дело, и она впала
в какое-то
не то болезненное забытье,
не то в тяжелый сон, полный ужасов и кошмаров…
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов. Но
дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому судьба вашей сестры теперь в руках этого Landau, иначе графа Беззубова.
— У пролетариата — своя задача. Его передовые люди понимают, что рабочему классу буржуазные реформы ничего не могут дать, и его
дело не в том, чтоб заменить оголтелое самодержавие — республикой для вящего удобства жизни сытеньких, жирненьких.
— Понимаю. Они совсем и не грозят донести; они говорят только: «Мы, конечно, не донесем, но, в случае если дело откроется, то…» вот что они говорят, и все; но я думаю, что этого довольно!
Дело не в том: что бы там ни вышло и хотя бы эти записки были у меня теперь же в кармане, но быть солидарным с этими мошенниками, быть их товарищем вечно, вечно! Лгать России, лгать детям, лгать Лизе, лгать своей совести!..
— Мысль ловкая и намекающая! — похвалил Лебедев. — Но опять-таки
дело не в том, а вопрос у нас в том, что не ослабели ли «источники жизни» с усилением…
Неточные совпадения
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут
в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь
в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
А отчего? — оттого, что
делом не занимается: вместо
того чтобы
в должность, а он идет гулять по прешпекту,
в картишки играет.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются
в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и
того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как
в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего
не знаешь и
не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…»
В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».