Неточные совпадения
Когда выплывало солнце, белые зайчики бегали по стене избушки, а отец Дуни, чернобородый мужик с добрыми глазами, подходил к лежанке, подхватывал
девочку своими огромными
руками с мозолями на ладонях и, высоко подкидывая ее над головою, приговаривал весело...
— Дунька, сажайся, гостьей будешь! — усмехнулся он грубовато-ласково, проведя мозолистой
рукой по белокурой головке
девочки…
— А крикун-волосок где у тебя? Знаешь? — И чья-то быстрая
рука ущипнула за шею
девочку.
— Ну, так гляди же.
Рука отсохнет, ежели… — тут Васса снова погрозила Дуне своим костлявым пальцем. Потом две
девочки отошли от ящика, и Дуня увидела лежавших там в сене крошечных слепых котяток.
— Дуня… Дуняша… Успокойся,
девочка моя! — зашептала горбунья, обвивая обеими
руками худенькие плечи голосившей
девочки.
— Вот люблю Оню за правду! — загремел веселый, сочный бас доктора. — На тебе за это, получай! — И запустив
руку в огромный карман своего фартука-халата, он извлек оттуда пару карамелек и подал их просиявшей
девочке. Затем осмотрев палец, он приложил к нему, предварительно промыв уколотый сустав, какую-то примочку и, забинтовав
руку, отпустил
девочку.
Ее
руки, непривычные к такой работе, делались как деревянные в тяжелый для
девочки класс рукоделий.
— Она! Как есть она! — вихрем проносилось в голове
девочки. И радостная слезинка повисла на ее реснице. За ней другая, третья… Выступили и покатились крупные градины их по заалевшемуся от волнения личику. Слезы мешали смотреть… Застилали туманом от Дуни милое зрелище родной сердцу картины… Вот она подняла
руку, чтобы смахнуть досадливые слезинки… и вдруг что-то задела локтем неловкая ручонка… Это «что-то» зашаталось, зашумело и с сухим треском поваленного дерева тяжело грохнулось на пол.
— Кто помнит? — обращается к сорока
девочкам батюшка. — Подними
руку!
Зато все младшее отделение, начиная от большой десятилетней Вассы Сидоровой и кончая малютками Олей Чурковой и Дуней Прохоровой, все они обожают Варварушку. Каждая из
девочек видит в ней что-то свое, родственное, простое, и, несмотря на то что нянька иногда и ругнет и даже пихнет под сердитую
руку, она более близка их сердцу, более доступна их пониманию, нежели сама воплощенная кротость тетя Леля.
— Что ж ты, Васса! Входи! Ведь ты не из робких! — взяв за
руку смущенную и сиявшую от счастья
девочку, говорила она не то радушным, не то насмешливым тоном.
Когда же молчавшая до сих пор Дуня неожиданно взмахнула
руками, как крыльями, и «каркнула во все воронье горло», баронесса, начальство и
девочки громко расхохотались во весь голос.
Наконец черненький Хвостик изогнулся дугою, выпрыгнул из
рук державшей его Они Лихаревой и метнулся в угол. Через минуту грациозное животное уже карабкалось по стволу большой сучковатой липы… Оттуда перепрыгнуло на запушенную снегом ветку и, обдав недоумевавших испуганных и смущенных
девочек целой тучей снежной пудры, очутилось на заборе, отделяющем от улицы приютский сад.
— Ай! — вырвалось горестно из груди
девочек. — Убежал! Хвостик убежал! Держите его, держите! — Маленькая Чуркова метнулась вперед, с мольбой простирая
руки.
Ее нежный, ласковый голос проник, ей казалось, в самую душу
девочки. Паланя вскочила со скамейки… Обвела помутившимся взглядом залу и, снова закрыв лицо
руками, громко, истерически закричала на весь приют, прерывая взрывом рыдания каждое слово...
— Оставьте
девочку, Павла Артемьевна! — прозвучал твердо и резко ее далеко слышный голос, и она в волнении провела
рукою по своим стриженым волосам. — Оставьте Вассу. Она поступила очень дурно и нечестно. Но и перенесла, понятно, тяжелое наказание укоров собственной совести и того стыда, который пережила сейчас и еще переживает в эти минуты. К Екатерине Ивановне же ее не трудитесь вести. Екатерина Ивановна знает все о ее поступке и простила
девочку.
Длинноногая Нан с быстротою молнии метнулась между Вассой и Машей. Те подняли
руки. Пропустили бегущую и снова опустили их перед бросившимся следом за
девочкой Жилинским.
— Ну, ну. Ты хорошая, славная девчурка, — произнес он ласково и, погладив одной
рукой Дуню по головке, другой полез в карман, достал оттуда апельсин и подал его
девочке.
Назначили в их число и Дуню по желанию упрямой Нан, но
девочка так расплакалась, так крепко вцепилась в свою подружку Дорушку, не попавшую в список приглашенных, что на нее махнули
рукой и оставили ее в приюте.
Отменялись уроки и рукодельные часы в рабочей. Уезжали в отпуск Павла Артемьевна и Антонина Николаевна, и бразды правления всецело переходили в
руки тети Лели, не решившейся даже ради необходимого отдыха покинуть своих
девочек.
Всегда молчаливая, с книжкой в
руках или с мечтательно устремленным вдаль взором
девочка невольно обращает на себя всеобщее внимание. Подруги любят ее за «тихость», начальство за безответность, даже сама «страшная Пашка» снисходительно относится к ней и «спускает» Дуне ее беззаветную привязанность к «тете Леле», принявшей вновь поступивших новеньких младшеотделенок под свое покровительство. А всем хорошо известно, как недолюбливает Пашка горбунью…
— Не плачь, дитя мое, не плачь, — гладя дрожавшими
руками белобрысенькую головку
девочки, шептала Елена Дмитриевна, расставаясь с нею, — не на век расходимся, я же остаюсь в приюте, только передаю вас средней наставнице.
— Вот тебе и ну! Ну — лошадям кричат, а мне, Пашеньке, за такую новость поклон и почтение! — засмеялась
девочка и даже
руки в боки уперла и притопнула ногой.
Павла Артемьевна, побагровевшая от ярости, плохо понимала, казалось, весь только что происшедший здесь ужас. Она стремительно подскочила к Румянцевой, подняла
руку и изо всей силы дернула
девочку за волосы, за черную отделившуюся и повисшую над ухом курчавую прядь…
Между тем Наташа, все еще не пришедшая в себя, стояла подле тети Лели, крепко вцепившись в
руку горбуньи. Последняя, взволнованная не менее
девочки, молчала. Но по частым глубоким взглядам, бросаемым на нее доброй горбуньей, Наташа чувствовала, как благодарна и признательна ей нежная душа тети Лели за ее наивное, но горячее заступничество.
Добрая Екатерина Ивановна, руководимая горячим желанием позабавить своих
девочек, не пожалела ничего. С трех сторон доморощенной сцены висели кулисы, вернее, куски холста, разрисованные искусными
руками самой Антонины Николаевны.
Она прошла «за кулисы» и, зорко оглядев одевавшихся там
девочек, преображенных искусными
руками Антонины Николаевны и Дорушки в совершенно новых по внешнему облику существ, отыскала Дуню.
Неточные совпадения
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное. У них, то есть у Вронского, был тренер Англичанин, мастер своего дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их, помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее
руках; да не так, свысока, деньгами, а она сама готовит мальчиков по-русски в гимназию, а
девочку взяла к себе. Да вот ты увидишь ее.
Мать взглянула на нее.
Девочка разрыдалась, зарылась лицом в коленях матери, и Долли положила ей на голову свою худую, нежную
руку.
Она встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его. И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую
руку и познакомила его с Воркуевым и указала на рыжеватую хорошенькую
девочку, которая тут же сидела за работой, назвав ее своею воспитанницей, были знакомые и приятные Левину приемы женщины большого света, всегда спокойной и естественной.
Девочка, любимица отца, вбежала смело, обняла его и смеясь повисла у него на шее, как всегда, радуясь на знакомый запах духов, распространявшийся от его бакенбард. Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо,
девочка разняла
руки и хотела бежать назад; но отец удержал ее.
Алексей Александрович задумался и, постояв несколько секунд, вошел в другую дверь.
Девочка лежала, откидывая головку, корчась на
руках кормилицы, и не хотела ни брать предлагаемую ей пухлую грудь, ни замолчать, несмотря на двойное шиканье кормилицы и няни, нагнувшейся над нею.