Что-то новое почудилось в этом голосе и Наташе, что-то мягкое, сердечное, что заставило
девочку сделать несколько шагов вперед по направлению поднявшейся ей навстречу наставнице. Легкая краска залила бледное личико… Некоторое подобие прежнего румянца слабо окрасило впалые щеки Наташи… И мгновенно, как молния, прежняя улыбка, по-детски простодушная и обаятельная, заиграла на бледных губах, на худых щечках с чуть приметными теперь ямками на них…
Неточные совпадения
Эти лучшие рукодельницы были Васса и Дорушка, с редким для таких маленьких
девочек искусством вышившие подушку для дивана; среднеотделенки Феничка Клементьева и Катя Шорникова
сделали удивительные метки на батистовые платки, а старшие, заготовлявшие тончайшее белье на продажу, все вышитое гладью с удивительными строчками и швами, похожими легкостью и воздушностью своей на мечту.
—
Девочка моя!
Девочка! Как могла ты
сделать это! Поправь же скорее дело, искупи свою вину, моя Васса. Верни унесенную тобою вещь!
Я возьму к себе Вассу, если вы прогоните ее, и приложу все мои старания исправить
девочку и
сделать из нее хорошего человека.
— Я сказала, что этого нельзя
сделать! — произнесла так же спокойно
девочка. — Ведь стригут только малышей-первоотделенок… Или в наказание… А я ничего дурного не
сделала, за что бы надо было наказывать меня.
Черные ресницы
девочки поднялись в ту же минуту, и глаза усталым, тусклым взглядом посмотрели в лицо начальницы. «Ах,
делайте со мной, что хотите, мне все равно!» — казалось, говорил этот взгляд.
За две недели болезни
девочка вытянулась и похудела до неузнаваемости. Казенное платье висело на ней, как на вешалке. Неровно остриженные волосы чуть-чуть отросли и
делали ее похожей на мальчика. Подурневшее до неузнаваемости лицо, слишком большой рот, обострившийся нос, болезненный цвет кожи, без тени былого румянца, и эти глаза, ставшие огромными и потерявшие их обычный насмешливый блеск!
Надзирательница
сделала быстрое движение, поддалась вперед и крепко-крепко обняла
девочку…
На глазах родителей
девочки делали что хотели — и хорошее и дурное, за хорошее их не хвалили, за дурное не бранили и ничем не грозили, а кротко объясняли, почему это дурно и почему того делать не след.
Неточные совпадения
С ребятами, с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел по ней возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу
сделали, // Что немец нас поймал!
— Они с Гришей ходили в малину и там… я не могу даже сказать, что она
делала. Тысячу раз пожалеешь miss Elliot. Эта ни за чем не смотрит, машина… Figurez vous, que la petite… [Представьте себе, что
девочка…]
— Ну, пожалуйста… отчего ты не хочешь
сделать нам этого удовольствия? — приставали к нему
девочки. — Ты будешь Charles, или Ernest, или отец — как хочешь? — говорила Катенька, стараясь за рукав курточки приподнять его с земли.
Коли так рассуждать, то и на стульях ездить нельзя; а Володя, я думаю, сам помнит, как в долгие зимние вечера мы накрывали кресло платками,
делали из него коляску, один садился кучером, другой лакеем,
девочки в середину, три стула были тройка лошадей, — и мы отправлялись в дорогу.
Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока
девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все
делать для
девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.