— Я ничего более красивого и вдохновенного не встречала в жизни! Я предлагаю, господа, сегодня же
идти в театр. Он играет в «Свадьбе Кречинского». Забросаем его цветами.
Они
шли в театр отдохнуть от тяжелого труда, с надеждой развлечься немного, забыть хоть на один вечер постоянную борьбу за существование, лишения, болезни, наконец, тяжелый крест нужды, которые многие из них несли…
Неточные совпадения
Сейчас мы все сидим на лекции «Бытовой». Пока я, Саня и Ольга ведем запись, Борис повторяет роль из той пьески, которую мы будем репетировать перед «маэстро» нынче
в школьном
театре. Мы уже давно репетируем одноактные пьесы, драматические этюды и отрывки. С будущего года, на третьем курсе,
пойдут другие, серьезные, трудные для нас, таких еще молодых и неопытных.
Я покорно
иду в скромную уборную, настоящую уборную маленького провинциального
театра. Там уже почти готовые сидят Наташа, Маня, панна Ванда и Людмила Дашковская
в костюме горничной.
В уборной холодно, пахнет копотью и духами. Щелкая зубами и размахивая закоченевшими руками, как это делают извозчики на морозе, Маня Кондырева прыгает на одной ноге, приговаривая...
— Время прошло… Он ждет… Это подло с вашей стороны, подло… Я скажу ему один за вас всех, что вы невменяемы сейчас, но что завтра решите иначе. А я… я… если даже вы и
пойдете все против него, я уйду от вас, один перейду на первый курс, который ведет «маэстро»… Но я никогда, никогда не променяю его ни на вас, ни на участие
в тех дурацких
театрах…
— Господа, как можно так шуметь! Публика собралась со всей Сиверской и осаждает забор, желая узнать, какое тут
идет представление. И потом, что за ребячество,
в самом деле: и часок не дадут отдохнуть человеку перед спектаклем… Точно дети. Пожалуйте
в театр. Уже время, господа. И, совсем рассерженный, он уходит.
Сегодня репетируем с одиннадцати до четырех. Дверь
театра открыта настежь, и я вижу
в театральном саду,
в куче накаленного зноем песка моего принценьку. Матреша отпросилась у меня
пойти полоскать белье на речке, и принца сторожат по очереди те, кто
в данную минуту не участвует на сцене. Сейчас Витина очередь. Вижу, как он размалевывает на цветочной клумбе красками для грима безносого амура, заставляя поминутно моего мальчика запрокидывать головенку и покатываться со смеху.
Прямо-таки сцена из пьесы «Воздушный пирог», что с успехом
шла в Театре Революции. Все — как живые!.. Так же жестикулирует Семен Рак, так же нахальничает подкрашенная танцовщица Рита Керн… Около чувствующего себя неловко директора банка Ильи Коромыслова трется Мирон Зонт, просящий субсидию для своего журнала… А дальше секретари, секретарши, директора, коммерсанты обрыдловы и все те же Семены раки, самодовольные, начинающие жиреть…
Из отпуска нужно было приходить секунда в секунду, в восемь с половиной часов, но стоило заявить о том, что
пойдешь в театр, — отпуск продолжается до полуночи.
Неточные совпадения
Чтоб не думать, он
пошел к Варавке, спросил, не нужно ли помочь ему? Оказалось — нужно. Часа два он сидел за столом, снимая копию с проекта договора Варавки с городской управой о постройке нового
театра, писал и чутко вслушивался
в тишину. Но все вокруг каменно молчало. Ни голосов, ни шороха шагов.
Вечером сидел
в театре, любуясь, как знаменитая Лавальер, играя роль жены депутата-социалиста, комического буржуа, храбро пляшет, показывая публике коротенькие черные панталошки из кружев, и как искусно забавляет она какого-то экзотического короля, гостя Парижа. Домой
пошел пешком, соблазняло желание взять женщину, но — не решился.
— Думаете — просто все? Служат люди
в разных должностях, кушают, посещают трактиры, цирк,
театр и — только? Нет, Варвара Кирилловна, это одна оболочка, скорлупа, а внутри — скука! Обыкновенность жизни это — фальшь и — до времени, а наступит разоблачающая минута, и —
пошел человек вниз головою.
Пошли не
в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали
в окнах домов, точно
в ложах
театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал
в хвосте демонстрации, потому что она направлялась
в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была
в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров
идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей
в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.