Сам капитан Любавин был еще молод. Его относительно солидный чин и знаменательный крестик Георгия, который он носил на груди, были приобретены им еще в Японскую кампанию, где он отличился в рядах армии, будучи совсем еще
юным офицером. И горячий порыв обоих юношей-подростков тронул его до глубины души, найдя в нем, молодом и горячем воине, полное сочувствие.
— Действительно, он прав, Саша, — живо обратился к
юному офицеру Любавин, — и в деревню можно смело командировать обоих ребят.
Неточные совпадения
Любавин остановился над младшим из мальчиков, казавшимся двенадцатилетним ребенком. Это была Милица Петрович, или Митя Агарин,
юный разведчик роты Н-ского пехотного полка, как ее звали не подозревавшие истины
офицеры и однополчане-солдаты.
Но Любавин со своими
офицерами, наблюдавший бешеную скачку по полю
юного разведчика, уже сам спешил к ним навстречу.
Капитан Любавин был потрясен до глубины души этим порывом. Он положил руку на плечо своего
юного разведчика. Неизъяснимое выражение радостной гордости легло на его мужественные черты. Он окинул взглядом толпившихся кругом него
офицеров и произнес с глубоким волнением в голосе, обращаясь к Милице...
Милица была как во сне.
Офицеры подходили к ней, жали ей руку, гладили ее по голове. Солдатики смотрели на нее с братской гордостью. Они в действительности гордились своими
юными разведчиками, не жалевшими своей жизни во имя службы для родины. Особенно был доволен Онуфриев.
Впереди всех, с завитыми кверху à la Вильгельм усами сидел пожилой полковник, с заметной проседью в гладко причесанных на пробор волосах. Около него вертелось несколько молодых
офицеров. Совсем
юный офицерик с безусым лицом писал на конце стола какую-то бумагу.
Расступившаяся толпа открыла печальное зрелище. Трое смертельно раненных лежали на земле. Двое солдат лежали неподвижны, а третий, совсем
юный офицер, полулежал, поддерживаемый тем самым балагуром солдатиком, который за какой-нибудь час перед тем рассказывал товарищам о Суворове.
Неточные совпадения
Входит, гремя саблей,
юный гусарский
офицер с дамой под ручку.
К ужасу Санина, он вдруг пустился толковать своему собеседнику о некоторой
юной невинной девице, один мизинец которой стоит больше, чем все
офицеры мира… (oune zeune damigella innoucenta, qu'a ella sola dans soun peti doa vale più que toutt le zouffissie del mondo!) и несколько раз с жаром повторил: «Это стыд! это стыд!» (E ouna onta, ouna onta!)
Странным кажется Александрову, что ни у одного из
юных подпоручиков нет желания проститься со своими бывшими командирами и курсовыми
офицерами, зато и у тех как будто нет такого намерения.
Собравшийся к ним люд был разнообразен: во-первых, несколько молодых дам и девиц, несколько статских молодых людей и два — три отпускных гвардейских
офицера, товарищи
юного Углакова.
Подле одного ярко пылающего костра, прислонив голову к высокому казачьему седлу, лежал на широком потнике молодой
офицер в белой кавалерийской фуражке; небрежно накинутая на плеча черкесская бурка не закрывала груди его, украшенной Георгиевским крестом; он наигрывал на карманном флажолете французской романс: «Jeune Troubadour» [«
Юный трубадур».], и, казалось, все внимание его было устремлено на то, чтоб брать чище и вернее ноты на этой музыкальной игрушке.