Неточные совпадения
Перед Керимом и
его друзьями лежала красивая девушка или, вернее, девочка-подросток того истинно кавказского типа горянки, который встречается только в лезгинских аулах Дагестанских гор.
— Люда мне сказала, — начал
он своим ласковым голосом, — про твое несчастье, Нина! Бедный Смелый погиб в горах, но ты не горюй, моя
девочка. Лишь только залечим твою руку, ты сможешь взять любую лошадь из конюшни взамен погибшего друга!
Вероятно, мои ласковые слова были так непривычны и странны, что отец невольно поддался
их влиянию… Перед
его внутренним взором, должно быть, воскресла другая
девочка, нежная, как ласточка, кроткая и любящая, как голубка… Глаза
его затуманились слезами,
он затих и оставался неподвижен, с низко опущенной головой. Наконец,
он обратил ко мне лицо, исполненное ласки и невыразимой грусти.
Где теперь этот Керим? Куда забросила
его бродячая жизнь душмана? Не сдержал
он своего слова. Не пришел в гости. Забыл. Какое
ему дело до новой куначки — скромной уруски девочки-подростка?
Ему, известному своей отчаянной храбростью от Куры и Арагвы до Риона, до шумной Койсу и других истоков Аварской страны!»
Очень, очень мило! Вы с большим вкусом одели
девочку, милая Люда! Очень, очень мило. Но этот мрачный вид… Этот трагический вид не идет к танцевальному вечеру, дорогая Нина! Перемените
его! Перемените скорей, маленькая дикарка.
— Улыбнись же,
девочка. У тебя замечательно красивые зубы, а ты будто нарочно прячешь
их ото всех! — продолжала мучить меня несносная Тамара, подняв за подбородок мое лицо.
— Моя жизнь — скачка в горах, Андро! Я хочу в горы! — шепчу я с отчаянием, и лицо мое, должно быть, выражает самое неподдельное горе, потому что Андро беспокойно топчется на месте и бормочет, будто
ему приходится утешать совсем глупенькую маленькую
девочку...
— Как зачем? Вот глупенькая джаным, — расхохоталась Гуль-Гуль, — в жены меня берет…
он… Гуль-Гуль в жены. Разве не стоит? — черные глаза
девочки блеснули.
— Ах, не то, не то, Гуль-Гуль! — произнесла я с досадой. — Вот странная
девочка! Ты красавица и составишь гордость каждой семьи. Да не в том дело. Кто
он, твой жених, душечка?
В тот вечер на мне были узорчатые канаусовые шаровары и праздничный бешмет моей матери — костюм, в который я всегда наряжалась, когда гостила у дедушки Магомета. Белая папаха была лихо заломлена на затылок… Увы, несмотря на полумужской костюм, я была в
их глазах всего лишь слабой женщиной-подростком,
девочкой, почти ребенком.
—
Он болен?..
Он болен?..
Он безнадежен, Люда?.. — закричала я не своим голосом, тряся ее изо всех сил за худенькие, как у
девочки, плечи.
«К
нему! Скорее к
нему! — лихорадочно заторопилась я, — ухаживать за
ним, облегчать
его страдания, о Боже! Боже! Будь милостив к злой, гадкой
девочке! Будь милостив, великий Господь!»
— Слушай,
девочка, — продолжала она, — я не люблю непослушания и противоречий. Ни того, ни другого не было до сих пор в моем маленьком царстве. Мир и тишина царили в
нем до сей поры, и если ты попробуешь
их нарушить, то я накажу тебя и отобью всякую охоту быть непокорной в отношении меня — твоей бабушки, княгини Джаваха. А теперь поешь, если ты голодна, и ступай спать. Дети должны ложиться рано.
И в ту же минуту, самым бесцеремонным образом расталкивая окружавших меня
девочек,
его обладательница ворвалась в центр нашего круга.
И, прежде чем я могла заверить
девочку, что и без того верю ей, Мила поспешно извлекла из-под сорочки белое костяное распятие и набожно приложилась к
нему губами.
Толстуха подняла на меня заплывшие жиром глазки, и я прочла в
них… Нет, отнюдь не благодарность за заступничество, — точно такую же враждебность, какая была во взглядах
девочек, чьей потехе я помешала.
Все притихли, поняв, что затевается «история», поскольку Рамзай «подцепила» географа, и все это грозит серьезным скандалом. И не ошиблись. Ренталь густо покраснел, не сводя злого взгляда с тоненькой зеленоглазой
девочки, осмелившейся сделать
ему замечание.
— Молчите! Что вы понимаете! — отмахнулась от
них зеленоглазая
девочка и, быстрым, ловким движением сдернув передник, швырнула
его на скамью.
Бледная нервная
девочка с ярко-горящими зелеными глазами, демонстративно сорвав передник, простояла без
него на виду у всех во время завтрака, обеда и ужина — в течение целого институтского дня.
Девочки, живущие в душной атмосфере института, придумывали себе идеал и поклонялись
ему.
А если может? Вдруг
они правы, наши наивные, смешные
девочки, и ровно в полночь император «оживет» и сойдет с полотна? Чего бы это мне ни стоило — я дождусь
его «выхода», или я не достойна имени Нины Израэл! И я уселась ждать — прямо на полу у деревянной балюстрады, которая отделяла основное пространство зала от красных ступеней помоста. Невольно вспомнилось рассуждение Милы по поводу этой балюстрады.
Мои отношения с классом не улучшились, однако, после этой истории,
девочки по-прежнему недоброжелательно относились ко мне. Впрочем, явных нападок с
их стороны не было, возможно, еще и потому, что все были заняты предстоящим чрезвычайным событием, которое обещало всколыхнуть стоячие воды однообразной институтской жизни.
В эти два месяца многие
девочки отказывались от обедов и завтраков, желая добиться как можно большей стройности. Решительно в стенах института в моде была «интересная бледность», и ради ее достижения иные
девочки, не задумываясь, ели мел, сосали лимоны, пили уксус и прочие гадости. Каждое утро
они перетягивались «в рюмочку», чтобы «приучить фигуру» и обрести «осиную» талию. «Осиная» талия считалась не меньшим шиком, чем «интересная бледность».
Неточные совпадения
И нарочно посмотрите на детей: ни одно из
них не похоже на Добчинского, но все, даже
девочка маленькая, как вылитый судья.
За каждым стулом
девочка, // А то и баба с веткою — // Обмахивает мух. // А под столом мохнатые // Собачки белошерстые. // Барчонки дразнят
их…
С ребятами, с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром
он бродил! // «Коли платить не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел по ней возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу сделали, // Что немец нас поймал!
— Ну-с, а я сечь буду…
девочек!.. — прибавил
он, внезапно покраснев.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее,
девочку, дайте!
Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете
его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало.
Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я
их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут.
Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с
ним лечь.