О сладкий, нам
знакомый шорох платья
Любимой женщины, о, как ты мил!
Где б мог ему подобие прибрать я
Из радостей земных? Весь сердца пыл
К нему летит, раскинувши объятья,
Я в нем расцвет какой-то находил.
Но в двадцать лет — как несказанно дорог
Красноречивый, легкий этот шорох!
Данилушку он видел точно в тумане и теперь шел через столовую по мягкой тропинке с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать
знакомый шорох платья, боялся звуков дорогого голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд той, которая для него навсегда была потеряна.
Неточные совпадения
Тогда, в тишине, он услыхал, что чудовище ползет молча; наполняя воздух неестественным
шорохом, оно безгласно, только издали, из глубины его существа, слабо доносится
знакомый, торжественно угрюмый мотив похоронного марша:
Они пробыли почти до вечера. Свита их, прислужники, бродили по палубе, смотрели на все, полуразиня рот. По фрегату раздавалось щелканье соломенных сандалий и беспрестанно слышался
шорох шелковых юбок, так что, в иную минуту, почудится что-то будто
знакомое… взглянешь и разочаруешься! Некоторые физиономии до крайности глуповаты.
Опять забытье, с вереницей бессвязных мыслей и нытьем в ногах… И новый
шорох. Регент ударяет камертоном о перила, подымает его, взмахивает, и хор точно пускается вплавь с
знакомым мотивом:
Мальчик слушал с омраченным и грустным лицом. Когда певец пел о горе, на которой жнут жнецы, воображение тотчас же переносило Петруся на высоту
знакомого ему утеса. Он узнал его потому, что внизу плещется речка чуть слышными ударами волны о камень. Он уже знает также, что такое жнецы, он слышит позвякивание серпов и
шорох падающих колосьев.
По ночам уходил в поле и слушал там жалобный шелест иссохших трав,
шорох голодных мышей, тревожное стрекотание кузнечиков — странный, отовсюду текущий, сухой шум, точно слабые вздохи задыхавшейся земли; ходил и думал двумя словами, издавна
знакомыми ему: