Неточные совпадения
«Нет, — подумал Аркадий, — небогатый край этот, не поражает он
ни довольством,
ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы… но
как их исполнить,
как приступить?..»
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых — захочу ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который,
как ты, никогда и
ни в чем не стеснял моей свободы.
— Нет, не все равно. Нигилист — это человек, который не склоняется
ни перед
какими авторитетами, который не принимает
ни одного принципа на веру,
каким бы уважением
ни был окружен этот принцип.
— Я уже доложил вам, что
ни во что не верю; и что такое наука — наука вообще? Есть науки,
как есть ремесла, звания; а наука вообще не существует вовсе.
— Да, — проговорил он,
ни на кого не глядя, — беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов!
Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там — хвать! — оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. [Отсталый колпак — в то время старики носили ночные колпаки.] Что делать! Видно, молодежь, точно, умнее нас.
Как отравленный, бродил он с места на место; он еще выезжал, он сохранил все привычки светского человека; он мог похвастаться двумя-тремя новыми победами; но он уже не ждал ничего особенного
ни от себя,
ни от других и ничего не предпринимал.
Она говорила и двигалась очень развязно и в то же время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем что бы она
ни делала, вам постоянно казалось, что она именно это-то и не хотела сделать; все у ней выходило,
как дети говорят, — нарочно, то есть не просто, не естественно.
— Воображаю,
как ты меня расписывал! Впрочем, ты поступил хорошо. Вези меня. Кто бы она
ни была — просто ли губернская львица или «эманципе» вроде Кукшиной, только у ней такие плечи,
каких я не видывал давно.
— И так-таки у вас
ни капельки художественного смысла нет? — промолвила она, облокотясь на стол и этим самым движением приблизив свое лицо к Базарову. —
Как же вы это без него обходитесь?
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи
как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу;
ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Катя всегда сжималась под зорким взглядом сестры, а Аркадий,
как оно и следует влюбленному человеку, вблизи своего предмета уже не мог обращать внимание
ни на что другое; но хорошо ему было с одной Катей.
Уж
как вы там
ни хитрите, господа молодые, а все-таки старик Парацельский святую правду изрек: in herbis, verbis et lapidibus…
(Библ.)] а об устрицах говорила не иначе,
как с содроганием; любила покушать — и строго постилась; спала десять часов в сутки — и не ложилась вовсе, если у Василия Ивановича заболевала голова; не прочла
ни одной книги, кроме «Алексиса, или Хижины в лесу», [«Алексис, или Хижина в лесу» — сентиментально-нравоучительный роман французского писателя Дюкре-Дюминиля (1761–1819).
Сына своего она любила и боялась несказанно; управление имением предоставила Василию Ивановичу — и уже не входила
ни во что: она охала, отмахивалась платком и от испуга подымала брови все выше и выше,
как только ее старик начинал толковать о предстоявших преобразованиях и о своих планах.
— Клевета? Эка важность! Вот вздумал
каким словом испугать!
Какую клевету
ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того.
Но
ни тому,
ни другому не спалось. Какое-то почти враждебное чувство охватывало сердца обоих молодых людей. Минут пять спустя они открыли глаза и переглянулись молча.
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня
ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу,
как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
Он, что сокол: захотел — прилетел, захотел — улетел; а мы с тобой,
как опенки на дупле, сидим рядком и
ни с места.
— А вот извольте выслушать. В начале вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами, мне случалось слышать ваши суждения о многих предметах; но, сколько мне помнится,
ни между нами,
ни в моем присутствии речь никогда не заходила о поединках, о дуэли вообще. Позвольте узнать,
какое ваше мнение об этом предмете?
— То есть вы хотите сказать, если я только вас понял, что
какое бы
ни было ваше теоретическое воззрение на дуэль, на практике вы бы не позволили оскорбить себя, не потребовав удовлетворения?
Скверно! — решил он наконец, — скверно, с
какой стороны
ни посмотри.
— Фенечка! — сказал он каким-то чудным шепотом, — любите, любите моего брата! Он такой добрый, хороший человек! Не изменяйте ему
ни для кого на свете, не слушайте ничьих речей! Подумайте, что может быть ужаснее,
как любить и не быть любимым! Не покидайте никогда моего бедного Николая!
— Не находите ли вы, — начал Аркадий, — что ясень по-русски очень хорошо назван:
ни одно дерево так легко и ясно не сквозит на воздухе,
как он.
— Довольно и так, — повторил за Катей Аркадий. — Да, да, — продолжал он, — вы недаром одной крови с Анной Сергеевной; вы так же самостоятельны,
как она; но вы более скрытны. Вы, я уверен,
ни за что первая не выскажете своего чувства,
как бы оно
ни было сильно и свято…
Так люди на пароходе, в море, разговаривают и смеются беззаботно,
ни дать
ни взять,
как на твердой земле; но случись малейшая остановка, появись малейший признак чего-нибудь необычайного, и тотчас же на всех лицах выступит выражение особенной тревоги, свидетельствующее о постоянном сознании постоянной опасности.
— Вы знаете, что не это было причиною нашей размолвки. Но
как бы то
ни было, мы не нуждались друг в друге, вот главное; в нас слишком много было…
как бы это сказать… однородного. Мы это не сразу поняли. Напротив, Аркадий…
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол,
какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя
ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей,
как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи,
ни до
какого государства не доедешь.
Городничий (бьет себя по лбу).
Как я — нет,
как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить о деле. Ну что, друг,
как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?