Неточные совпадения
Так нет, подавай им
что ни на есть самого дорогого в целой Европии!
Правда, вы в то же самое время чувствовали,
что подружиться, действительно сблизиться он
ни с кем не мог, и не мог не оттого,
что вообще не нуждался в других людях, а оттого,
что вся жизнь его ушла
на время внутрь.
А теперь я от себя прибавлю только то,
что на другой же день мы с Ермолаем
чем свет отправились
на охоту, а с охоты домой,
что чрез неделю я опять зашел к Радилову, но не застал
ни его,
ни Ольги дома, а через две недели узнал,
что он внезапно исчез, бросил мать, уехал куда-то с своей золовкой.
Отчаянный был человек, и
что бы ваш дед
ни приказал — мигом исполнит, хоть
на нож полезет…
И вот
чему удивляться надо: бывали у нас и такие помещики, отчаянные господа, гуляки записные, точно; одевались почитай
что кучерами и сами плясали,
на гитаре играли, пели и пили с дворовыми людишками, с крестьянами пировали; а ведь этот-то, Василий-то Николаич, словно красная девушка: все книги читает али пишет, а не то вслух канты произносит, —
ни с кем не разговаривает, дичится, знай себе по саду гуляет, словно скучает или грустит.
(Я сам не раз встречал эту Акулину. Покрытая лохмотьями, страшно худая, с черным, как уголь, лицом, помутившимся взором и вечно оскаленными зубами, топчется она по целым часам
на одном месте, где-нибудь
на дороге, крепко прижав костлявые руки к груди и медленно переваливаясь с ноги
на ногу, словно дикий зверь в клетке. Она ничего не понимает,
что бы ей
ни говорили, и только изредка судорожно хохочет.)
Софрон выслушивал барскую речь со вниманием, иногда возражал, но уже не величал Аркадия Павлыча
ни отцом,
ни милостивцем и все напирал
на то,
что земли-де у них маловато, прикупить бы не мешало.
Мужик глянул
на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во
что бы то
ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно
на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены… Девочка улеглась
на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою
на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
Мардарий Аполлоныч Стегунов
ни в
чем не походил
на Хвалынского; он едва ли где-нибудь служил и никогда красавцем не почитался.
Мардарий Аполлоныч только
что донес к губам налитое блюдечко и уже расширил было ноздри, без
чего, как известно,
ни один коренной русак не втягивает в себя чая, — но остановился, прислушался, кивнул головой, хлебнул и, ставя блюдечко
на стол, произнес с добрейшей улыбкой и как бы невольно вторя ударам: «Чюки-чюки-чюк!
Ну, Василий Дмитрич, — проговорил он наконец, — жаль мне тебя, сердечного, а ведь дело-то твое неладно; ты болен не
на шутку; оставайся-ка здесь у меня; я, с своей стороны, все старание приложу, а впрочем,
ни за
что не ручаюсь».
Должно заметить,
что Авенир, в противность всем чахоточным, нисколько не обманывал себя насчет своей болезни… и
что ж? — он не вздыхал, не сокрушался, даже
ни разу не намекнул
на свое положение…
«А Моргачонок в отца вышел», — уже и теперь говорят о нем вполголоса старики, сидя
на завалинках и толкуя меж собой в летние вечера; и все понимают,
что это значит, и уже не прибавляют
ни слова.
В этом человеке было много загадочного; казалось, какие-то громадные силы угрюмо покоились в нем, как бы зная,
что раз поднявшись,
что сорвавшись раз
на волю, они должны разрушить и себя и все, до
чего ни коснутся; и я жестоко ошибаюсь, если в жизни этого человека не случилось уже подобного взрыва, если он, наученный опытом и едва спасшись от гибели, неумолимо не держал теперь самого себя в ежовых рукавицах.
Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы, сцепление недоразумений и притязаний под предлогом откровенности и участия; в кружке, благодаря праву каждого приятеля во всякое время и во всякий час запускать свои неумытые пальцы прямо во внутренность товарища,
ни у кого нет чистого, нетронутого места
на душе; в кружке поклоняются пустому краснобаю, самолюбивому умнику, довременному старику, носят
на руках стихотворца бездарного, но с «затаенными» мыслями; в кружке молодые, семнадцатилетние малые хитро и мудрено толкуют о женщинах и любви, а перед женщинами молчат или говорят с ними, словно с книгой, — да и о
чем говорят!
Во-первых, нечего и говорить,
что собственно Европы, европейского быта я не узнал
ни на волос; я слушал немецких профессоров и читал немецкие книги
на самом месте рождения их… вот в
чем состояла вся разница.
Что эта дрянная кляча не Малек-Адель,
что между ею и Малек-Аделем не существовало
ни малейшего сходства,
что всякий мало-мальски путный человек должен был с первого разу это увидеть,
что он, Пантелей Чертопханов, самым пошлым образом обманулся — нет!
что он нарочно, преднамеренно надул самого себя, напустил
на себя этот туман, — во всем этом теперь уже не оставалось
ни малейшего сомнения!
Солнце только
что встало;
на небе не было
ни одного облачка; все кругом блестело сильным двойным блеском: блеском молодых утренних лучей и вчерашнего ливня.
В тот же день, прежде
чем отправиться
на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него,
что ее в деревне прозывали «Живые мощи»,
что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства;
ни ропота от нее не слыхать,
ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня, как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за грехи; но мы в это не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
Иные горланили — так,
что ни попало; один свистал очень пронзительно и чисто, другой ругался;
на облучке сидел какой-то великан в полушубке и правил.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу
на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
А вы — стоять
на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож
на такого человека,
что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины.
Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Слесарша. Милости прошу:
на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб
ни детям его,
ни ему, мошеннику,
ни дядьям,
ни теткам его
ни в
чем никакого прибытку не было!
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)