Неточные совпадения
Оркестр в павильоне играл то попурри из"Травиаты", то вальс Штрауса, то"Скажите ей", российский романс, положенный на инструменты услужливым капельмейстером; в игорных залах, вокруг зеленых столов, теснились те же всем знакомые фигуры,
с тем же тупым и жадным, не то изумленным, не то озлобленным, в сущности хищным выражением, которое придает каждым, даже самым аристократическим чертам картежная лихорадка; тот же тучноватый и чрезвычайно щегольски одетый помещик из Тамбова,
с тою же непостижимою, судорожною поспешностью, выпуча
глаза, ложась грудью на стол и не обращая внимания на холодные усмешки самих"крупиэ", в самое мгновенье возгласа"Riеn nе vа рlus!"рассыпал вспотевшею рукою по всем четвероугольникам рулетки золотые кружки луидоров и тем самым лишал себя всякой возможности что-нибудь выиграть даже в случае удачи, что нисколько не мешало
ему, в тот же вечер,
с сочувственным негодованием поддакивать князю Коко, одному из известных предводителей дворянской оппозиции, тому князю Коко, который в Париже, в салоне принцессы Матильды, в присутствии императора, так хорошо сказал:"Маdате, lе principe de la propriete est profondement ebranle en Russie".
Его карие,
с желтизной, большие, выразительные
глаза медленно посматривали кругом, то слегка прищуриваясь от солнца, то вдруг упорно провожая какую-нибудь мимо проходившую эксцентрическую фигуру, причем быстрая, почти детская усмешка чуть-чуть трогала
его тонкие усы, губы и выдающийся крутой подбородок.
Имена новейших ученых,
с прибавлением года рождения или смерти каждого из
них, заглавия только что вышедших брошюр, вообще имена, имена, имена — дружно посыпались
с его языка, доставляя
ему самому высокое наслаждение, отражавшееся в
его запылавших
глазах.
"И все это разом, безо всякого повода, перед чужими, в кофейной, размышлял Литвинов, глядя на белокурые волосы, светлые
глаза, белые зубы своего нового знакомца (особенно смущали
его эти крупные сахарные зубы да еще эти руки
с их неладным размахом), — и не улыбнется ни разу; а со всем тем, должно быть, добрый малый и крайне неопытный…"
Ворошилов, который, к удивлению Литвинова,
с самого своего прихода словечка не проронил, а только хмурился и значительно поводил
глазами (
он вообще либо ораторствовал, либо молчал), — Ворошилов выпятил по-военному грудь и, щелкнув каблуками, кивнул утвердительно головой. — Ну, и что ж? Остались довольны?
Замечательно, поистине замечательно было то уважение,
с которым все посетители обращались к Губареву как наставнику или главе;
они излагали
ему свои сомнения, повергали
их на
его суд; а
он отвечал… мычанием, подергиванием бороды, вращением
глаз или отрывочными, незначительными словами, которые тотчас же подхватывались на лету, как изречения самой высокой мудрости.
Тут только Литвинов, вглядевшись попристальнее в незнакомца, узнал в
нем того плотного господина, который забился в уголок у Губарева и
с таким вниманием окинул
его глазами, когда речь зашла о политических убеждениях.
В сущности, я ничего не знаю хуже той ненужной трусости, той подленькой угодливости, в силу которой, посмотришь, иной важный сановник у нас подделывается к ничтожному в
его глазах студентику, чуть не заигрывает
с ним, зайцем к
нему забегает.
То чудилось
ему мычанье Губарева и представлялись
его вниз устремленные
глаза с их тупым и упрямым взглядом; то вдруг эти самые
глаза разгорались и прыгали, и
он узнавал Суханчикову, слышал ее трескучий голос и невольно, шепотом, повторял за нею:"Дала, дала пощечину"; то выдвигалась перед
ним нескладная фигура Потугина, и
он в десятый, в двадцатый раз припоминал каждое
его слово; то, как куколка из табакерки, выскакивал Ворошилов в своем общелкнутом пальто, сидевшем на
нем, как новый мундирчик, и Пищалкин мудро и важно кивал отлично выстриженною и действительно благонамеренною головой; а там Биндасов гаркал и ругался, и Бамбаев восторгался слезливо…
Бывало, при какой-нибудь уже слишком унизительной сцене: лавочник ли придет и станет кричать на весь двор, что
ему уж надоело таскаться за своими же деньгами, собственные ли люди примутся в
глаза бранить своих господ, что вы, мол, за князья, коли сами
с голоду в кулак свищете, — Ирина даже бровью не пошевельнет и сидит неподвижно, со злою улыбкою на сумрачном лице; а родителям ее одна эта улыбка горше всяких упреков, и чувствуют
они себя виноватыми, без вины виноватыми перед этим существом, которому как будто
с самого рождения дано было право на богатство, на роскошь, на поклонение.
— I say, Valerien, give me some fire, — проговорил другой генерал, тоже молодой, но уже тучный,
с неподвижными, словно в воздух уставленными
глазами и густыми шелковистыми бакенбардами, в которые
он медленно погружал свои белоснежные пальцы. Ратмиров подал
ему серебряную коробочку со спичками.
Один вид
его остриженной и выглаженной головы,
его светлых и безжизненных
глаз,
его доброкачественного носа возбуждал невольную унылость, а баритонный, медлительный, как бы заспанный
его голос казался созданным для того, чтобы
с убеждением и вразумительностью произносить изречения, состоявшие в том, что дважды два четыре, а не пять и не три, вода мокра, а добродетель похвальна; что частному лицу, равно как и государству, а государству, равно как и частному лицу, необходимо нужен кредит для денежных операций.
Он опять узнал черты, когда-то столь дорогие, и те глубокие
глаза с их необычайными ресницами, и родинку на щепе, и особый склад волос надо лбом, и привычку как-то мило и забавно кривить губы и чуть-чуть вздрагивать бровями, все, все узнал
он…
За обедом Литвинову довелось сидеть возле осанистого бель-ома
с нафабренными усами, который все молчал и только пыхтел да
глаза таращил… но, внезапно икнув, оказался соотечественником, ибо тут же
с сердцем промолвил по-русски:"А я говорил, что не надо было есть дыни!"Вечером тоже не произошло ничего утешительного: Биндасов в
глазах Литвинова выиграл сумму вчетверо больше той, которую у
него занял, но ни только не возвратил
ему своего долга, а даже
с угрозой посмотрел
ему в лицо, как бы собираясь наказать
его еще чувствительнее именно за то, что
он был свидетелем выигрыша.
Он вел за руку нарядно одетую девочку
с пушистыми, почти белыми локонами, большими темными
глазами на бледном, болезненном личике и
с тем особенным, повелительным и нетерпеливым выражением, которое свойственно избалованным детям. Литвинов провел часа два в горах и возвращался домой по Лихтенталевской аллее…Сидевшая на скамейке дама
с синим вуалем на лице проворно встала и подошла к
нему…
Он узнал Ирину.
Он шел учащенными шагами,
с нахлобученною на
глаза шляпой,
с напряженною улыбкой на губах, а Бамбаев, сидя перед кофейной Вебера и издали указывая на
него Ворошилову и Пищалкину, восторженно воскликнул:"Видите вы этого человека? Это камень! Это скала!! это гранит!!!"
На ней было черное креповое платье
с едва заметными золотыми украшениями; ее плечи белели матовою белизной, а лицо, тоже бледное под мгновенною алою волной, по
нем разлитою, дышало торжеством красоты, и не одной только красоты: затаенная, почти насмешливая радость светилась в полузакрытых
глазах, трепетала около губ и ноздрей…
Ирина подняла руку, в которой держала подсвечник, — пламя пришлось на уровень
с лицом ее мужа, — и, внимательно, почти
с любопытством посмотрев
ему в
глаза, внезапно захохотала.
"Господину Литвинову наше почтение!" — раздался вдруг насмешливый голос
с высоты быстро катившегося"дог-карта". Литвинов поднял
глаза и увидал генерала Ратмирова, сидевшего рядом
с князем М., известным спортсменом и охотником до английских экипажей и лошадей. Князь правил, а генерал перегнулся набок и скалил зубы, высоко приподняв шляпу над головой. Литвинов поклонился
ему и в ту же минуту, как бы повинуясь тайному повелению, бегом пустился к Ирине.
Литвинов глядел на нее
с безмолвным изумлением. Выражение ее лица, угасших
глаз — поразило
его. Ирина улыбнулась насильственно и поправила развившиеся волосы.
В числе лиц, собравшихся 18 августа к двенадцати часам на площадку железной дороги, находился и Литвинов. Незадолго перед тем
он встретил Ирину: она сидела в открытой карете
с своим мужем и другим, уже пожилым, господином. Она увидала Литвинова, и
он это заметил; что-то темное пробежало по ее
глазам, но она тотчас же закрылась от
него зонтиком.
Она шла к
ним навстречу
с своим мужем и Потугиным. Литвинов побледнел как полотно, однако не замедлил шагу и, поравнявшись
с нею, отвесил безмолвный поклон. И она
ему поклонилась любезно, но холодно и, быстро окинув
глазами Татьяну, скользнула мимо… Ратмиров высоко приподнял шляпу, Потугин что-то промычал.
Татьяна повернулась к Литвинову всем телом; лицо ее
с отброшенными назад волосами приблизилось к
его лицу, и
глаза ее, так долго на
него не глядевшие, так и впились в
его глаза
Действительно: она появилась в нескольких шагах от
него под руку
с другой дамой;
глаза их тотчас встретились.
— Мне и двух недель достаточно. О Ирина! ты как будто холодно принимаешь мое предложение, быть может,
оно кажется тебе мечтательным, но я не мальчик, я не привык тешиться мечтами, я знаю, какой это страшный шаг, знаю, какую я беру на себя ответственность; но я не вижу другого исхода. Подумай наконец, мне уже для того должно навсегда разорвать все связи
с прошедшим, чтобы не прослыть презренным лгуном в
глазах той девушки, которую я в жертву тебе принес!
Нельзя долго носиться
с одними и теми же мыслями:
они передвигаются постепенно, как стеклышки калейдоскопа… смотришь: уж образы совсем не те перед
глазами.
Его встретила Капитолина Марковна.
С первого взгляда на нее
он уже знал, что ей все было известно:
глаза бедной девицы опухли от слез, и окаймленное взбитыми белыми локонами покрасневшее лицо выражало испуг и тоску негодования, горя и безграничного изумления. Она устремилась было к Литвинову, но тут же остановилась и, закусив трепетавшие губы, глядела на
него так, как будто и умолить
его хотела, и убить, и увериться, что все это сон, безумие, невозможное дело, не правда ли?
Но едва лишь дверь за ней закрылась, как всякое выражение важности и строгости мгновенно исчезло
с лица Капитолины Марковны: она встала, на цыпочках подбежала к Литвинову и, вся сгорбившись и стараясь заглянутъ
ему в
глаза, заговорила трепетным, слезливым шепотом.
Он вздрогнул… Неужели Ирина? Точно: она. Закутанная в шаль своей горничной,
с дорожною шляпою на неубранных волосах, она стоит на платформе и глядит на
него померкшими
глазами."Вернись, вернись, я пришла за тобой",говорят эти
глаза. И чего, чего не сулят
они! Она не движется, не в силах прибавить слово; все в ней, самый беспорядок ее одежды, все как бы просит пощады…
Вспомнилось
ему многое, что
с громом и треском совершалось на
его глазах в последние годы…
Братья Губаревы немедленно и дружно принялись распекать
его с вышины крыльца;
он остановился перед
ними внизу, в грязи, и, униженно сгорбив спину, пытался умилостивить робкою улыбочкой, и картуз мял в красных пальцах, и ногами семенил, и бормотал, что лошади, мол, сейчас явятся… Но братья не унимались, пока младший не вскинул наконец
глазами на Литвинова.
Пока ямщик рассказывал, Литвинов не спускал
глаз с домика… Вот женщина в белом вышла на балкон, постояла, постояла и скрылась…"Уж не она ли?"Сердце так и подпрыгнуло в
нем."Скорей! скорей!" — крикнул
он на ямщика: тот погнал лошадей. Еще несколько мгновений… и коляска вкатилась в раскрытые ворота…