Когда несколько минут спустя фрау Луизе вошла в комнату — я все еще стоял на самой середине ее, уж точно как громом пораженный. Я не понимал, как могло это свидание так быстро, так глупо кончиться — кончиться, когда я и сотой доли
не сказал того, что хотел, что должен был сказать, когда я еще сам не знал, чем оно могло разрешиться…
«Прощайте, мы не увидимся более. Не из гордости я уезжаю — нет, мне нельзя иначе. Вчера, когда я плакала перед вами, если б вы мне сказали одно слово, одно только слово — я бы осталась. Вы его
не сказали. Видно, так лучше… Прощайте навсегда!»
Неточные совпадения
Признаться
сказать, рана моего сердца
не очень была глубока; но я почел долгом предаться на некоторое время печали и одиночеству — чем молодость
не тешится! — и поселился в З.
Ася вдруг опустила голову, так что кудри ей на глаза упали, замолкла и вздохнула, а потом
сказала нам, что хочет спать, и ушла в дом; я, однако, видел, как она,
не зажигая свечи, долго стояла за нераскрытым окном.
— Полноте, —
сказал мне шепотом Гагин, —
не дразните ее; вы ее
не знаете: она, пожалуй, еще на башню взберется. А вот вы лучше подивитесь смышлености здешних жителей.
Я пришел домой к самому концу третьего дня. Я забыл
сказать, что с досады на Гагиных я попытался воскресить в себе образ жестокосердой вдовы; но мои усилия остались тщетны. Помнится, когда я принялся мечтать о ней, я увидел перед собою крестьянскую девочку лет пяти, с круглым личиком, с невинно выпученными глазенками. Она так детски-простодушно смотрела на меня… Мне стало стыдно ее чистого взора, я
не хотел лгать в ее присутствии и тотчас же окончательно и навсегда раскланялся с моим прежним предметом.
—
Скажите, — начал вдруг Гагин, с своей обычной улыбкой, — какого вы мнения об Асе?
Не правда ли, она должна казаться вам немного странной?
— Так вот что… — промолвил было я и прикусил язык. — А скажите-ка мне, — спросил я Гагина: дело между нами пошло на откровенность, — неужели в самом деле ей до сих пор никто
не нравился? В Петербурге видала же она молодых людей?
— Как вам
сказать… Кажется, до сих пор я еще
не летал.
— Когда я жила с матушкой… я думала, отчего это никто
не может знать, что с ним будет; а иногда и видишь беду — да спастись нельзя; и отчего никогда нельзя
сказать всей правды?.. Потом я думала, что я ничего
не знаю, что мне надобно учиться. Меня перевоспитать надо, я очень дурно воспитана. Я
не умею играть на фортепьяно,
не умею рисовать, я даже шью плохо. У меня нет никаких способностей, со мной, должно быть, очень скучно.
Я
не тотчас нашелся, что
сказать ей.
Она осталась печальной и озабоченной до самого вечера. Что-то происходило в ней, чего я
не понимал. Ее взор часто останавливался на мне; сердце мое тихо сжималось под этим загадочным взором. Она казалась спокойною — а мне, глядя на нее, все хотелось
сказать ей, чтобы она
не волновалась. Я любовался ею, я находил трогательную прелесть в ее побледневших чертах, в ее нерешительных, замедленных движениях — а ей почему-то воображалось, что я
не в духе.
— Ах,
не смейтесь, — проговорила она с живостью, — а то я вам
скажу сегодня то, что вы мне
сказали вчера: «Зачем вы смеетесь?» — и, помолчав немного, она прибавила: — Помните, вы вчера говорили о крыльях?.. Крылья у меня выросли — да лететь некуда.
Она воображает, что вы ее презираете, что вы, вероятно, знаете, кто она; она спрашивала меня,
не рассказал ли я вам ее историю, — я, разумеется,
сказал, что нет; но чуткость ее — просто страшна.
— Я твердо надеюсь на вас, —
сказал Гагин и стиснул мне руку, — пощадите и ее и меня. А уезжаем мы все-таки завтра, — прибавил он, вставая, — потому что ведь вы на Асе
не женитесь.
Я чуть было
не постучал в окно. Я хотел тогда же
сказать Гагину, что я прошу руки его сестры. Но такое сватанье в такую пору… «До завтра, — подумал я, — завтра я буду счастлив…»
«Да это невозможно!» —
скажут мне;
не знаю, возможно ли это, — знаю, что это правда.
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего
не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо
скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню.
Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Да
сказать Держиморде, чтобы
не слишком давал воли кулакам своим; он, для порядка, всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому.
Хлестаков (голосом вовсе
не решительным и
не громким, очень близким к просьбе).Вниз, в буфет… Там
скажи… чтобы мне дали пообедать.
Городничий (с неудовольствием).А,
не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь
скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его
не тронь. «Мы, говорит, и дворянам
не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!