Неточные совпадения
И
подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы
хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да, говорят, добрый, да и живет заодно с рабочими».
Люди признают насильническую власть и подчиняются ей, потому что боятся, что если не будет такой власти, то злые люди будут насиловать и обижать добрых. Пора людям понять, что этого нечего бояться; нечего бояться потому, что то, чего они боятся, то и есть, то есть что теперь, при теперешних властях, злые не переставая насилуют и обижают добрых, и обижают и насилуют так, что трудно
думать, чтобы без этих властей и обиды были бы
хуже.
Общество говорит человеку: «
думай, как
думаем мы; верь, как верим мы; ешь и пей, как мы едим и пьем; одевайся, как мы одеваемся». Если же кто не поддается этим требованиям, общество замучает его своими насмешками, сплетнями, ругательствами. Трудно не покориться этому, а между тем, покорись, и тебе станет еще
хуже, потому что покорись, и ты уже не свободный человек, а раб.
Для того, чтобы выказать себя перед людьми, ты или хвалишь, или бранишь себя перед людьми. Если будешь хвалить, — люди не поверят. Если будешь хулить, — они
подумают о тебе еще
хуже, чем ты сказал. И потому самое лучшее ничего не говорить и заботиться о суде своей совести, а не о суде людском.
Анархисты правы во всем: и в отрицании существующего и в утверждении того, что при существующих нравах ничего не может быть
хуже насилия власти: но они грубо ошибаются,
думая, что анархию можно установить революцией. Анархия может быть установлена только тем, что будет всё больше и больше людей, которым будет не нужна защита правительственной власти, и всё больше и больше людей, которые будут стыдиться прилагать эту власть.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия, история и самая модная — социология, о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям
думать, что всё
худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.
Если с нами случается неприятное, то мы чаще всего обвиняем в этом других или судьбу. А не
думаем того, что если люди или судьба могут сделать нам что-нибудь дурное, то это значит, что что-нибудь в нас не в порядке. Тому, кто живет для души, никто и ничто не может сделать ничего
худого: и гонения, и обиды, и бедность, и болезни не зло для такого человека.
То же самое и об умерших: мы знаем, что их нет среди нас, но не имеем никакого основания
думать, что они уничтожились или что им стало
хуже после того, как они ушли от нас.
Но скука, скука, боже правый, // Гостит и там, как над Невой, // Поит вас пресною отравой, // Ласкает черствою рукой. // И там есть чопорные франты, // Неумолимые педанты, // И там нет средства от глупцов // И музыкальных вечеров; // И там есть дамы — просто чудо! // Дианы строгие в чепцах, // С отказам вечным на устах. // При них нельзя
подумать худо: // В глазах греховное прочтут, // И вас осудят, проклянут.
Неточные совпадения
Анна смотрела на
худое, измученное, с засыпавшеюся в морщинки пылью, лицо Долли и хотела сказать то, что она
думала, именно, что Долли
похудела; но, вспомнив, что она сама похорошела и что взгляд Долли сказал ей это, она вздохнула и заговорила о себе.
«С женою забота, с не-женою еще
хуже»,
подумал Яшвин, выходя из гостиницы.
Рассуждения приводили его в сомнения и мешали ему видеть, что̀ должно и что̀ не должно. Когда же он не
думал, а жил, он не переставая чувствовал в душе своей присутствие непогрешимого судьи, решавшего, который из двух возможных поступков лучше и который
хуже; и как только он поступал не так, как надо, он тотчас же чувствовал это.
— Как бы я желала знать других так, как я себя знаю, — сказала Анна серьезно и задумчиво. —
Хуже ли я других, или лучше? Я
думаю,
хуже.
«Я ни в чем не виноват пред нею, —
думал он. Если она хочет себя наказывать, tant pis pour elle». [тем
хуже для нее».] Но, выходя, ему показалось, что она сказала что-то, и сердце его вдруг дрогнуло от состраданья к ней.