Но вижу в этом только то, что люди, большинство их, к сожалению, несмотря на то, что закон их высшей человеческой природы открыт им, всё еще продолжая жить по закону животной природы, этим лишают себя самого действительного средства самозащиты: воздаяния добром за зло, которым они могли бы пользоваться, если бы следовали не животному закону насилия, а человеческому
закону любви.
Нельзя не понимать, что слова эти значат то, что Христос, отвергая прежний закон насилия: око за око и зуб за зуб, отвергает этим и всё то устройство мира, которое основывается на этом законе, и устанавливает новый
закон любви ко всем без различия людям, устанавливает этим самым новое устройство мира, основанное уже не на насилии, а на этом законе любви ко всем без различия людям.
Учение о непротивлении злу насилием не есть какой-либо новый закон, а есть только указание на неправильно допускаемое людьми отступление от
закона любви, есть только указание на то, что всякое допущение насилия против ближнего, во имя ли возмездия и предполагаемого избавления себя или ближнего от зла, несовместимо с любовью.
Замечательно то, что в учении Христа в особенности претит людям, не понимающим его, упоминание о непротивлении злу насилием. Упоминание это особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь привычный порядок их жизни. И потому люди, не желающие изменить привычный порядок жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий любви, называют особенной, независимой от
закона любви заповедью и всячески ее исправляют или просто отрицают.
Учение о непротивлении злу насилием не есть какой-либо новый закон, а есть только указание на неправильно допускаемое людьми отступление от
закона любви, есть только указание на то, что всякое допущение насилия против ближнего, во имя ли возмездия или предполагаемого избавления себя или ближнего от зла, несовместимо с любовью.
Неточные совпадения
Говорят, что исполнение
закона бога трудно. Это неправда.
Закон жизни ничего не требует от нас, кроме
любви к ближнему. А любить не трудно, а радостно.
По учению евангельскому, есть только две заповеди
любви. Когда «законник, искушая его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в
законе? Иисус сказал ему: возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. XXII, 35—39).
Закон бога в том, чтобы любить бога и ближнего, то есть всех людей без различия. В половой же
любви мужчина любит больше всех других одну женщину и женщина одного мужчину, и потому половая
любовь чаще всего отвлекает человека от исполнения
закона бога.
Бог хочет, чтобы его слуги составляли одно и были соединены союзом
любви; следовательно,
законы, устанавливающие разделение людей на многие сброды (сословия), всё это измышления человеческие.
Это неправда: рабочие и бедные были бы неправы, если бы они этого хотели в таком мире, в котором исповедовалось бы и исполнялось учение Христа о
любви к ближнему и равенстве всех людей; но они хотят этого в том мире, в котором исповедуется и исполняется учение о том, что
закон жизни есть
закон борьбы всех против всех, так что, желая сесть на место богатых, бедные следуют только тому примеру, который подает им деятельность богатых.
Это работа зародыша, готового развиться, работа
любви, которая снимет грех с мира, оживит слабеющую жизнь, утешит огорченных, разобьет оковы заключенных, откроет народам новый путь жизни, внутренний
закон которой будет уже не насилие, а
любовь людей друг к другу.
Надо приучать себя жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже
любви людской, а жить только для исполнения
закона своей жизни, воли бога. При такой одинокой, с одним богом жизни, правда, нет уж побуждений к добрым поступкам ради славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое сознание верности пути, которых никогда не узнает тот, кто живет для славы людской.
Если то, что выдается за
закон божий, не требует
любви, то всё это человеческие выдумки, а не
закон божий.
Вы хотите, чтобы люди были истинно братьями, вы призываете их к
законам их общей природы, вы боретесь против всякого притеснения, всякого беззакония, всякого лицемерия; вы призываете на землю царство справедливости, долга, правды,
любви, — как же могут те, которых сила основана на противном, не подняться против вас!
И страдания и смерть, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни, подчиненной
закону разума и выражающейся в
любви.
Мы здесь в положении пассажиров на каком-то большом корабле, у капитана которого есть неизвестный нам список, где и когда кого высадить. Пока же нас не высаживают, что же мы можем делать другое, как только то, чтобы, исполняя
закон, установленный на корабле, стараться в мире, согласии и
любви с товарищами провести определенное нам время.
И эти люди — христиане, исповедующие один великой
закон любви и самоотвержения, глядя на то, что они сделали, не упадут с раскаянием вдруг на колени перед Тем, Кто, дав им жизнь, вложил в душу каждого, вместе с страхом смерти, любовь к добру и прекрасному, и со слезами радости и счастия не обнимутся, как братья?
Но тем-то и отличается христианское исповедание от языческого, что оно требует от человека не известных внешних отрицательных действий, а ставит его в иное, чем прежде, отношение к людям, из которого могут вытекать самые разнообразные, не могущие быть вперед определенными поступки, и потому христианин не может обещаться не только исполнять чью-либо другую волю, не зная, в чем будут состоять требования этой воли, не может повиноваться изменяющимся законам человеческим, но не может и обещаться что-либо определенное делать в известное время или от чего-либо в известное время воздержаться, потому что он не может знать, чего и в какое время потребует от него тот христианский
закон любви, подчинение которому составляет смысл его жизни.
— Было время, и вы помните его, — продолжала Марфа, — когда мать ваша жила единственно для супруга и семейства в тишине дома своего, боялась шума народного и только в храмы священные ходила по стогнам, не знала ни вольности, ни рабства, не знала, повинуясь сладкому
закону любви, что есть другие законы в свете, от которых зависит счастие и бедствие людей.
Неточные совпадения
Xлестаков. Это ничего! Для
любви нет различия; и Карамзин сказал: «
Законы осуждают». Мы удалимся под сень струй… Руки вашей, руки прошу!
Он не думал, что тот христианский
закон, которому он всю жизнь свою хотел следовать, предписывал ему прощать и любить своих врагов; но радостное чувство
любви и прощения к врагам наполняло его душу.
Она оставляла жизнь без сожаления, не боялась смерти и приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Наталья Савишна могла не бояться смерти, потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив
закон Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная
любовь и самоотвержение.
— Он — из тех, которые думают, что миром правит только голод, что над нами властвует лишь
закон борьбы за кусок хлеба и нет места
любви. Материалистам непонятна красота бескорыстного подвига, им смешно святое безумство Дон-Кихота, смешна Прометеева дерзость, украшающая мир.
Много мыслительной заботы посвятил он и сердцу и его мудреным
законам. Наблюдая сознательно и бессознательно отражение красоты на воображение, потом переход впечатления в чувство, его симптомы, игру, исход и глядя вокруг себя, подвигаясь в жизнь, он выработал себе убеждение, что
любовь, с силою Архимедова рычага, движет миром; что в ней лежит столько всеобщей, неопровержимой истины и блага, сколько лжи и безобразия в ее непонимании и злоупотреблении. Где же благо? Где зло? Где граница между ними?