Неточные совпадения
5) Души человеческие, отделенные телами
друг от
друга и от бога, стремятся к соединению с
тем, от чего они отделены, и достигают этого соединения с душами
других людей любовью, с богом — сознанием своей божественности. В этом всё большем и большем соединении с душами
других людей — любовью и с богом — сознанием своей божественности заключается и смысл и благо человеческой жизни.
6) Большее и большее соединение души человеческой с
другими существами и богом, и потому и большее и большее благо человека, достигается освобождением души от
того, что препятствует любви к людям и сознанию своей божественности: грехи, т. е. потворство похотям тела, соблазны, т. е. ложные представления о благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны.
20) Грехи, соблазны и суеверия, препятствуя соединению души с
другими существами и богом, лишают человека свойственного ему блага, и потому для
того, чтобы человек мог пользоваться этим благом, он должен бороться с грехами, соблазнами и суевериями. Для борьбы этой человек должен делать усилия.
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости, уничтожая в человеке препятствия к соединению любовью его души с
другими существами и богом, дают ему всегда доступное ему благо, и потому
то, что представляется человеку злом, есть только указание
того, что человек ложно понимает свою жизнь и не делает
того, что дает ему свойственное ему благо. Зла нет.
29) Точно так же и
то, что представляется человеку смертью, есть только для
тех людей, которые полагают свою жизнь во времени. Для людей же, понимающих жизнь в
том, в чем она действительно заключается, в усилии, совершаемом человеком в настоящем для освобождения себя от всего
того, что препятствует его соединению с богом и
другими существами, нет и не может быть смерти.
Не дано знать этого человеку для
того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом
другом, будущем мире, а только на достижение в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого блага соединения со всеми живыми существами и с богом.
Не нужно же знать человеку
того, что будет с его душою, потому, что если он понимает жизнь свою, как она и должна быть понимаема, как непрестанное всё большее и большее соединение своей души с душами
других существ и богом,
то жизнь его не может быть ничем иным, как только
тем самым, к чему он стремится, т. е. ничем не нарушимым благом.
«Любите
друг друга, как я полюбил вас, и по
тому все узнают, что вы мои ученики, если вы будете иметь любовь
друг к
другу», — сказал Христос. Он не говорит: если вы веритев
то или это, но если вы любите. — Вера у разных людей и в разные времена может быть разная, но любовь у всех и всегда одна и
та же.
Тогда хозяин сказал: «
То ты просишь моих
друзей хлопотать за тебя, тогда как ты можешь прямо со мной говорить.
Тогда хозяин опять призвал работника и сказал: «
То ты через людей хотел угодить мне,
то ты моим же добром дарил меня, теперь вздумал еще чуднее: вздумал кричать и петь обо мне, что я всемогущий, милостивый и всё
другое.
Мне же не нужно ни заступничества за тебя
других людей, ни подарки твои, ни похвалы твои о
том, кого ты не можешь знать — мне нужна от тебя только твоя работа».
Другой наемщик тоже звал к своему хозяину, но ничего не говорил про
то, как хозяин его будет награждать рабочего, даже не мог сказать, как и где будут жить рабочие и тяжела или легка работа, а только сказал, что хозяин добрый, никого не наказывает и сам живет с рабочими.
Если человек думает, что всё, что он видит вокруг себя, весь бесконечный мир, точно таков, каким он его видит,
то он очень ошибается. Всё телесное человек знает только потому, что у него такое, а не иное зрение, слух, осязание. Будь эти чувства
другие, — и весь мир был бы
другой. Так что мы не знаем и не можем знать, каков
тот телесный мир, в котором мы живем. Одно, что мы верно и вполне знаем, это нашу душу.
Нехорошо нам оттого, что мы знаем много лишнего, а не знаем самого нужного: самих себя. Не знаем
того, кто живет в нас. Если бы мы знали и помнили
то, что живет в каждом из. нас,
то жизнь наша была бы совсем
другая.
Хорошо бывает человеку подумать о
том, что он такое со своим телом. Тело это кажется большим, если сравнить его с блохой, и крошечным, если сравнить его с землей. Хорошо подумать еще о
том, что и земля-то вся наша — песчинка в сравнении с солнцем, и солнце — песчинка в сравнении с звездой Сириусом, а Сириус — ничто в сравнении с
другими, еще бóльшими звездами, и так без конца.
Ничто-то ничто, да только ничто это понимает себя и свое место в мире. А если оно понимает,
то понимание-то это не ничто, а что-то такое, что важнее всего этого бесконечного мира, потому что без этого понимания во мне и
других подобных мне существах не было бы и всего
того, что я называю этим бесконечным миром.
Каждый из нас особенный от всех
других людей человек: мужчина, женщина, старик, мальчик, девочка; и в каждом из нас, особенном человеке, живет во всех одно и
то же во всех духовное существо, так что каждый из нас вместе и Иван, и Наталья, и одно и
то же во всех духовное существо.
Когда мы говорим: «это было, это будет или может быть»,
то мы говорим про жизнь телесную. Но, кроме жизни телесной, которая была и будет, мы знаем в себе еще
другую жизнь: жизнь духовную. А духовная жизнь не была, не будет, а сейчас есть. Эта-то жизнь и есть настоящая жизнь.
В каждом человеке живут два человека: один слепой, телесный, а
другой зрячий, духовный. Один — слепой человек — ест, пьет, работает, отдыхает, плодится и делает всё это, как заведенные часы.
Другой — зрячий, духовный человек — сам ничего не делает, а только одобряет или не одобряет
то, что делает слепой, животный человек.
Голос страстей может быть громче голоса совести, но голос страстей совсем
другой, чем
тот спокойный и упорный голос, которым говорит совесть. И как ни громко кричат страсти, они все-таки робеют перед тихим, спокойным и упорным голосом совести. Голосом этим говорит вечное, божественное, живущее в человеке.
Когда истина высказывается человеком,
то это не значит
того, чтобы истина эта исходила из человека. Всякая истина от бога. Она только проходит через человека. Если она проходит через этого, а не
другого человека,
то это только оттого, что этот человек сумел сделать себя настолько прозрачным, чтобы истина могла проходить через него.
Человек может всякую минуту спросить себя, что я такое и что я сейчас делаю, думаю, чувствую, и может ответить себе: сейчас я делаю, думаю, чувствую то-то и то-то. Но если человек спросит себя: что же такое
то, что во мне сознает
то, что я делаю, думаю, чувствую? —
то он ничего не может ответить
другого, как только
то, что это сознание себя. Вот это-то сознание себя и есть
то, что мы называем душою.
Все живые существа телами своими отделены
друг от
друга, но
то, что дает им жизнь — одно и
то же во всех.
Мало сказать, что в каждом человеке такая же душа, как и во мне: в каждом человеке живет
то же самое, что живет во мне. Все люди отделены
друг от
друга своими телами, но все соединены
тем одним духовным началом, которое дает жизнь всему.
Быть в единении с людьми это большое благо, но как сделать так, чтобы соединиться со всеми? Ну, я соединяюсь с своими семейными, а с остальными как же? Ну, соединяюсь с своими
друзьями, со всеми русскими, со всеми единоверцами. Ну, а как же с
теми, кого я не знаю, с
другими народами, с иноверцами? Людей так много, и все они такие разные. Как же быть?
Когда подумаешь про
те миллионы и миллионы людей, которые живут такой же, как и я, жизнью, где-то за десятки тысяч верст, про которых я никогда ничего не узнаю и которые ничего не знают про меня,
то невольно спрашиваешь себя: неужели между нами нет никакой связи, и мы так и умрем, не узнав
друг друга? Не может этого быть!
Вид чужих страданий вызывает в одних людях жалость, а в
других досаду. Даже один и
тот же человек, глядя на страдания людей, иногда жалеет, а иногда как будто радуется.
Один способ в
том, что мы признаем себя отдельным существом ото всех
других.
Другой же способ познания в
том, что все
другие существа мы считаем связанными с нами, считаем, что мы
то же самое, что и они.
Один способ познания разделяет нас
друг от
друга непробиваемой стеной,
другой убирает стену, и мы сливаемся в одно со всеми. Один способ научает нас признавать
то, что все
другие существа не «я», а
другой учит
тому, что все существа
то же «я», какое мы сознаем собою.
Людям кажется, что они все отделены
друг от
друга. А между
тем, если бы точно каждый человек жил только своей отделенной от всех жизнью,
то жизнь людей не могла бы продолжаться. Возможна человеческая жизнь только оттого, что во всех людях живет один и
тот же дух божий и что они знают это.
Когда они умирают, в них умирает только
то, чем они жили в себе;
то же, чем они жили в
других, остается.
Если живешь только для себя,
то живешь одной частичкой своего истинного «я». Если же живешь для
других,
то чувствуешь, как твое «я» расширяется.
В самом деле, зачем человеку лишать себя чего-либо, беспокоиться, тревожиться не для себя, а для человека, которого он не знает, и такого, каких много на свете? Объяснить это можно только
тем, что
тот, кто делает добро не себе, а
другим, знает, что
тот, кому он делает добро, не отдельное от него существо, а
то же самое существо, каким живет и он, только в
другом виде.
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами,
то есть
тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или
тем, что переносимся в
другие существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами, мир был бы нам совсем непонятен.
То, что мы знаем о мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством любви переноситься в
другие существа и жить их жизнью. Люди телами своими разделены и не могут понимать
друг друга. Любовью же они все соединены, и в этом великое благо.
Если человек хочет отличиться от
других богатством, почетом, чинами,
то сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он поймет, что в нем живет
то божественное начало, которое живет во всех людях,
то он тотчас же станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет понимать, что в нем есть
то, что выше всего на свете.
Ветвь, отрезанная от своего сучка,
тем самым отделилась от целого дерева. Так и человек при раздоре с
другим человеком отрывается и от всего человечества. Но ветвь отсекается чужой рукой, человек же сам своей ненавистью отрезает себя от ближнего своего и не думает о
том, что он этим отрывает себя от всего человечества.
Нет такого дурного дела, за которое был бы наказан только
тот, кто его сделал. Мы не можем так уединиться, чтобы
то зло, которое есть в нас, не переходило на
других людей. Наши дела, и добрые и злые, как и наши дети: живут и действуют уже не по нашей воле, а сами по себе.
Основа всякой веры в
том, что, кроме
того, что мы видим и чувствуем в своих телах и телах
других существ, есть еще
то, что невидимо, бестелесно, дает жизнь нам и всему видимому и телесному.
Но как только человек подумает об этом поглубже или узнает о
том, что думали об этом мудрые люди мира, он узнает, что это что-то, от чего люди чувствуют себя отделенными, не есть
тот вещественный мир, который тянется во все стороны без конца по месту, а также и без конца по времени, а есть что-то
другое.
Я знаю в себе отделенное от всего духовное существо. Таким же отделенным от всего я знаю такое же духовное существо и в
других людях. Но если я знаю это духовное существо в себе и знаю его в
других существах,
то оно не может не быть и само в себе. Вот это-то существо само в себе мы и называем богом.
Что для одного нехорошо,
то для
другого хорошо; что для тебя яд,
то для
другого мед сладкий.
Люди говорят про бога, что он живет на небе. Говорят также и
то, что он живет в человеке. И
то и
другое правда. Он и на небе,
то есть в бесконечном мире, и в душе человека.
Когда же заглянем в себя и видим в себе
то, что мы называем собою, своей душой, когда мы видим в себе что-то такое, чего мы так же понять не можем, но что знаем тверже, чем всё
другое, и через что знаем всё, что есть,
то и в своей душе мы видим что-то еще более непонятное и великое, чем
то, что видим в небесах.
Как всякую вещь можно узнать, только ближе подойдя к ней, так и бога узнаешь только, когда приблизишься к нему. А приблизиться к богу можно только добрыми делами. И чем больше приучает себя человек к доброй жизни,
тем ближе узнает он бога. И чем больше узнает бога,
тем больше любит людей. Одно помогает
другому.
Душа человеческая, будучи отделена телом от бога и душ
других существ, стремится к соединению с
тем, от чего она отделена. Соединяется душа с богом всё большим и большим сознанием в себе бога, с душами же
других существ — всё большим и большим проявлением любви.
Бог есть любовь; пребывающий в любви пребывает в боге, и бог в нем. Бога никто не видит нигде; но если мы любим
друг друга,
то он пребывает в нас, и любовь его в нас совершилась. Если кто говорит: люблю бога, но брата своего ненавидит,
тот лжец, ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может он любить бога, которого не видит? Братья, будем любить
друг друга, любовь от бога, и любящий каждый от бога и знает бога, потому что бог есть любовь.
Сойтись по-настоящему могут люди только в боге. Для
того, чтобы людям сойтись, им не нужно идти навстречу
друг другу, а нужно всем идти к богу.
«Бога никто не видел нигде, но если мы любим
друг друга,
то он пребывает в нас».
Человеку, пока он живет животной жизнью, кажется, что если он отделен от
других людей,
то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от
других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.