Неточные совпадения
С самых древних времен и в самых различных народах великие учителя человечества открывали людям всё более и более ясные определения
жизни, разрешающие ее внутреннее
противоречие, и указывали им истинное благо и истинную
жизнь, свойственные людям.
А так как положение в мире всех людей одинаково, и потому одинаково для всякого человека
противоречие его стремления к своему личному благу и сознания невозможности его, то одинаковы, по существу, и все определения истинного блага и потому истинной
жизни, открытые людям величайшими умами человечества.
Таковы определения
жизни, которые за тысячи лет до нас, указывая людям вместо ложного и невозможного блага личности действительное, неуничтожимое благо, разрешают
противоречие человеческой
жизни и дают ей разумный смысл.
Но кроме тех людей, которые понимали и понимают определения
жизни, открытые людям великими просветителями человечества, и живут ими, всегда было и есть огромное большинство людей, которые в известный период
жизни, а иногда во всю свою
жизнь, жили и живут одной животной
жизнью, не только не понимая тех определений, которые служат разрешением
противоречия человеческой
жизни, но не видя даже и того
противоречия ее, которое они разрешают.
И те и другие лжеучители, несмотря на то, что учения и тех и других основаны на одном и том же грубом непонимании основного
противоречия человеческой
жизни, всегда враждовали и враждуют между собой. Оба учения эти царствуют в нашем мире и, враждуя друг с другом, наполняют мир своими спорами, — этими самыми спорами скрывая от людей те определения
жизни, открывающие путь к истинному благу людей, которые уже за тысячи лет даны человечеству.
Да и зачем изучать тех людей, которые разрешали сознаваемое разумным человеком
противоречие его
жизни и определяли истинное благо и
жизнь людей?
Книжники, не понимая того
противоречия, которое составляет начало разумной
жизни, смело утверждают, что так как они его не видят, то
противоречия и нет никакого, и что
жизнь человека есть только его животное существование.
Чаще и чаще просыпаются люди к разумному сознанию, оживают в гробах своих, — и основное
противоречие человеческой
жизни, несмотря на все усилия людей скрыть его от себя, со страшной силой и ясностью становится перед большинством людей.
И вдруг в человеке это высшее свойство его природы производит в нем такое мучительное состояние, что часто, — всё чаще и чаще в последнее время, — человек разрубает Гордиев узел своей
жизни, убивает себя, только бы избавиться от доведенного в наше время до последней степени напряжения мучительного внутреннего
противоречия, производимого разумным сознанием.
Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного сознания, — того самого, которое открывает человеку одновременно и свою
жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и
жизнь других личностей, и всё, неизбежно вытекающее из отношений этих личностей, страдания и смерть, — то самое, что производит в нем отрицание блага личной
жизни и
противоречие, которое, ему кажется, останавливает его
жизнь.
Подчиняя себя одним законам вещества, оно видело бы свою
жизнь в том, чтобы лежать и дышать, но личность требовала бы от него другого: кормления себя, продолжения рода, — и тогда животному казалось бы, что оно испытывает раздвоение и
противоречие.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное
противоречие и раздвоение. То же происходит и с человеком, наученным признавать низший закон своей
жизни, животную личность, законом своей
жизни. Высший закон
жизни, закон его разумного сознания, требует от него другого; вся же окружающая
жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом сознании, и он чувствует
противоречие и раздвоение.
Но как животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим законом не низший закон вещества, а закон своей личности и, исполняя его, пользоваться законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и человеку стоит признать свою
жизнь не в низшем законе личности, а в высшем законе, включающем первый закон, — в законе, открытом ему в его разумном сознании, — и уничтожится
противоречие, и личность будет свободно подчиняться разумному сознанию и будет служить ему.
Если же человек увидал, что другие личности — такие же, как и он, что страдания угрожают ему, что существование его есть медленная смерть: если его разумное сознание стало разлагать существование его личности, он уже не может ставить свою
жизнь в этой разлагающейся личности, а неизбежно должен полагать ее в той новой
жизни, которая открывается ему. И опять нет
противоречия, как нет
противоречия в зерне, пустившем уже росток и потому разлагающемся.
Не может не видеть человек, что существование его личности от рождения и детства до старости и смерти есть не что иное, как постоянная трата и умаление этой животной личности, кончающееся неизбежной смертью; и потому сознание своей
жизни в личности, включающей в себя желание увеличения и неистребимости личности, не может не быть неперестающим
противоречием и страданием, не может не быть злом, тогда как единственный смысл его
жизни есть стремление к благу.
Бедственность существования человека происходит не от того, что он — личность, а от того, что он признает существование своей личности —
жизнью и благом. Только тогда являются
противоречие, раздвоение и страдание человека.
Индеец этот понял то, что в
жизни личности и
жизни разумной есть
противоречие, и разрешает его, как умеет; люди же нашего образованного мира не только не поняли этого
противоречия, но даже и не верят тому, что оно есть.
Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от того благоволение ко всем людям. Только на этом общем благоволении может вырости истинная любовь к известным людям — своим или чужим. И только такая любовь дает истинное благо
жизни и разрешает кажущееся
противоречие животного и разумного сознания.
Объяснение этого странного
противоречия только одно: люди все в глубине души знают, что всякие страдания всегда нужны, необходимы для блага их
жизни, и только потому продолжают жить, предвидя их или подвергаясь им. Возмущаются же они против страданий потому, что при ложном взгляде на
жизнь, требующем блага только для своей личности, нарушение этого блага, не ведущее к очевидному благу, должно представляться чем-то непонятным и потому возмутительным.
Страдание это есть сознание
противоречия между греховностью своей и всего мира и не только возможностью, но обязанностью осуществления не кем-нибудь, а мной самим всей истины в
жизни своей и всего мира.