Неточные совпадения
Сейчас, перед писанием этой статьи, 75-летним стариком, желая еще раз проверить себя, я вновь прочел всего Шекспира от «Лира», «Гамлета», «Отелло» до хроник Генрихов, «Троила
и Крессиды», «Бури»
и «Цимбелина»
и с еще большей силой испытал то же чувство, но уже не недоумения, а твердого, несомненного убеждения в том, что та непререкаемая слава великого, гениального
писателя, которой пользуется Шекспир
и которая заставляет
писателей нашего времени подражать ему, а
читателей и зрителей, извращая свое эстетическое
и этическое понимание, отыскивать в нем несуществующее достоинство, есть великое зло, как
и всякая неправда.
Неточные совпадения
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не
писатель виноват, виноваты
читатели,
и прежде всего
читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими
и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что
и не захочешь,
и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос
и картавя, по-английски произнесут, как следует птице,
и даже физиономию сделают птичью,
и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Я уже имел честь представить вам, благосклонные
читатели, некоторых моих господ соседей; позвольте же мне теперь, кстати (для нашего брата
писателя всё кстати), познакомить вас еще с двумя помещиками, у которых я часто охотился, с людьми весьма почтенными, благонамеренными
и пользующимися всеобщим уважением нескольких уездов.
Итак, предполагая, что
читателям известно содержание пьес Островского
и самое их развитие, мы постараемся только припомнить черты, общие всем его произведениям или большей части их, свести эти черты к одному результату
и по ним определить значение литературной деятельности этого
писателя.
Великий
писатель принужден был его наконец высечь для удовлетворения оскорбленного нравственного чувства своего
читателя, но, увидев, что великий человек только встряхнулся
и для подкрепления сил после истязания съел слоеный пирожок, развел в удивлении руки
и так оставил своих
читателей.
Я уже сказал выше, что читатель-друг несомненно существует. Доказательство этому представляет уже то, что органы убежденной литературы не окончательно захудали. Но
читатель этот заробел, затерялся в толпе,
и дознаться, где именно он находится, довольно трудно. Бывают, однако ж, минуты, когда он внезапно открывается,
и непосредственное общение с ним делается возможным. Такие минуты — самые счастливые, которые испытывает убежденный
писатель на трудном пути своем.