Николай Иванович. Это-то и значит, что не веришь. Ты думаешь, я не боролся, не боялся? Но потом я убедился, что это не только можно, но должно, что это одно нужно, хорошо для детей. Ты всегда говоришь, что если бы
не было детей, ты бы пошла за мной; а я говорю: если б не было детей, можно бы жить, как мы живем, мы губили бы одних себя, а мы губим их.
Неточные совпадения
Марья Ивановна. Хуже всего то, что он
не занимается больше
детьми. И я должна все решать одна. А у меня, с одной стороны, грудной, а с другой — старшие, и девочки и мальчики, которые требуют надзора, руководства. И я во всем одна. Он прежде
был такой нежный, заботливый отец. А теперь ему все равно. Я ему вчера говорю, что Ваня
не учится и опять провалится; а он говорит, что гораздо лучше бы
было, чтобы он совсем вышел из гимназии.
Петр Семенович. Вот рад
буду увидать.
Не видались с Рима, когда она
пела со мной дуэты. Премило
пела. Ведь у нее двое
детей, кажется?
Александра Ивановна.
Были. Князь жив, но промотал все и спился с кругу. Она подавала на высочайшее имя и спасла кое-какие крохи и оставила его. Но зато прекрасно воспитала
детей. Il faut lui rendre cette justice [Надо ей отдать справедливость (франц.)]. Дочь прекрасная музыкантша, а сын кончил университет и очень мил. Только Маша, я думаю,
не очень рада. Некстати теперь ей гости. А вот и Nicolas.
Александра Ивановна. Да вот ты растолкуй ей это. Она никогда
не поймет, да и я
не пойму, и никто в мире
не поймет, чтобы надо
было заботиться о чужих людях, а своих
детей бросить. Вот это ты Маше растолкуй.
Николай Иванович. Я и жил так, так, то
есть не думая о том, зачем я живу, но пришло время, и я ужаснулся. Ну, хорошо, живем мы чужими трудами, заставляя других на себя работать, рожая
детей и воспитывая их для того же. Ну, придет старость, смерть, и я спрошу себя: зачем я жил? Чтоб расплодить таких же паразитов, как я? Да и главное,
не весела эта жизнь. Ведь это еще сносно, пока, как у Вани, из тебя брызжет энергия жизни.
Не считаю, чтоб нужно
было жить, как он хочет, мне
детей жалко, и
не могу ему довериться.
Будем стараться сами работать, но
не будем принуждать ни себя, ни
детей.
Вы все здесь, семь, восемь здоровых, молодых мужчин и женщин, спали до десяти часов,
пили,
ели,
едите еще и играете и рассуждаете про музыку, а там, откуда я сейчас пришел с Борисом Александровичем, встали с трех часов утра, — другие и
не спали в ночном, и старые, больные, слабые,
дети. женщины с грудными и беременные из последних сил работают, чтобы плоды их трудов проживали мы здесь.
Марья Ивановна. Ведь это ужасно! Моя жизнь, которую я всю отдаю тебе и
детям, вдруг развратная. (Видит Александра Петровича.) Renvoyez au moins cet homme. Je ne veux pas qu'il soit témoin de cette conversation [Вышлите, по крайней мере, этого человека. Я
не хочу, чтобы он
был свидетелем этого разговора (франц.)].
Николай Иванович.
Ребенок, совсем
ребенок, или хитрая, женщина. Да, хитрый
ребенок. Да, да. Видно,
не хочешь ты, чтобы я
был твоим работником в этом твоем деле; хочешь, чтобы я
был унижен, чтобы все могли на меня пальцами указывать: говорит, но
не делает. Ну, пускай. Ты лучше знаешь, что тебе нужно. Смирение, юродство. Да, если бы только возвыситься до него!
— Александра Петровна Синицкая, — ты, кажется, ее должен был здесь встретить недели три тому, — представь, она третьего дня вдруг мне, на мое веселое замечание, что если я теперь женюсь, то по крайней мере могу быть спокоен, что
не будет детей, — вдруг она мне и даже с этакою злостью: «Напротив, у вас-то и будут, у таких-то, как вы, и бывают непременно, с первого даже года пойдут, увидите».
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни
детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку
не было!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то
дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих
детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое
дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна
будет та, которую приведет Бог
быть его женою.