Неточные совпадения
Не в здравом рассудке сие сказано
было, а при взволнованных чувствах, в болезни и при плаче
детей не евших, да и сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле…
— Пропил! всё, всё пропил! — кричала в отчаянии бедная женщина, — и платье
не то! Голодные, голодные! (и, ломая руки, она указывала на
детей). О, треклятая жизнь! А вам, вам
не стыдно, — вдруг набросилась она на Раскольникова, — из кабака! Ты с ним
пил? Ты тоже с ним
пил! Вон!
— Кто? Вы? Вам поймать? Упрыгаетесь! Вот ведь что у вас главное: тратит ли человек деньги или нет? То денег
не было, а тут вдруг тратить начнет, — ну как же
не он? Так вас вот этакий
ребенок надует на этом, коли захочет!
Увидав неожиданно полную комнату людей, она
не то что сконфузилась, но совсем потерялась, оробела, как маленький
ребенок, и даже сделала
было движение уйти назад.
— Ее? Да ка-а-ак же! — протянула Соня жалобно и с страданием сложив вдруг руки. — Ах! вы ее… Если б вы только знали. Ведь она совсем как
ребенок… Ведь у ней ум совсем как помешан… от горя. А какая она умная
была… какая великодушная… какая добрая! Вы ничего, ничего
не знаете… ах!
— Била! Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так что ж! Ну так что ж? Вы ничего, ничего
не знаете… Это такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная… Она справедливости ищет… Она чистая. Она так верит, что во всем справедливость должна
быть, и требует… И хоть мучайте ее, а она несправедливого
не сделает. Она сама
не замечает, как это все нельзя, чтобы справедливо
было в людях, и раздражается… Как
ребенок, как
ребенок! Она справедливая, справедливая!
— Как
не может
быть? — продолжал Раскольников с жесткой усмешкой, —
не застрахованы же вы? Тогда что с ними станется? На улицу всею гурьбой пойдут, она
будет кашлять и просить и об стену где-нибудь головой стучать, как сегодня, а
дети плакать… А там упадет, в часть свезут, в больницу, умрет, а
дети…
Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то
есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например,
не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или
не крестить своих будущих
детей и проч. и проч. — все в этом роде.
Вон Варенц семь лет с мужем прожила, двух
детей бросила, разом отрезала мужу в письме: «Я сознала, что с вами
не могу
быть счастлива.
— К тому-с, что в вашем гражданском браке я
не хочу рогов носить и чужих
детей разводить, вот к чему-с мне законный брак надобен, — чтобы что-нибудь ответить, сказал Лужин. Он
был чем-то особенно занят и задумчив.
«Для кого же после этого делались все приготовления?» Даже
детей, чтобы выгадать место, посадили
не за стол, и без того занявший всю комнату, а накрыли им в заднем углу на сундуке, причем обоих маленьких усадили на скамейку, а Полечка, как большая, должна
была за ними присматривать, кормить их и утирать им, «как благородным
детям», носики.
Будь умница, Леня, а ты, Коля,
не болтай ножками; сиди, как благородный
ребенок должен сидеть.
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, — но это
был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает с кем он
не пил, с теми, которые даже подошвы его
не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про
детей помнит.
Она слышала от самой Амалии Ивановны, что мать даже обиделась приглашением и предложила вопрос: «Каким образом она могла бы посадить рядом с этой девицейсвою дочь?» Соня предчувствовала, что Катерине Ивановне как-нибудь уже это известно, а обида ей, Соне, значила для Катерины Ивановны более, чем обида ей лично, ее
детям, ее папеньке, одним словом,
была обидой смертельною, и Соня знала, что уж Катерина Ивановна теперь
не успокоится, «пока
не докажет этим шлепохвосткам, что они обе» и т. д. и т. д.
Петр Петрович искоса посмотрел на Раскольникова. Взгляды их встретились. Горящий взгляд Раскольникова готов
был испепелить его. Между тем Катерина Ивановна, казалось, ничего больше и
не слыхала: она обнимала и целовала Соню, как безумная.
Дети тоже обхватили со всех сторон Соню своими ручонками, а Полечка, —
не совсем понимавшая, впрочем, в чем дело, — казалось, вся так и утопла в слезах, надрываясь от рыданий и спрятав свое распухшее от плача хорошенькое личико на плече Сони.
И она, сама чуть
не плача (что
не мешало ее непрерывной и неумолчной скороговорке), показывала ему на хнычущих
детей. Раскольников попробовал
было убедить ее воротиться и даже сказал, думая подействовать на самолюбие, что ей неприлично ходить по улицам, как шарманщики ходят, потому что она готовит себя в директрисы благородного пансиона девиц…
Иначе как же отличить, что вы благородного семейства, воспитанные
дети и вовсе
не так, как все шарманщики;
не «Петрушку» же мы какого-нибудь представляем на улицах, а
споем благородный романс…
— Это
не я убил, — прошептал
было Раскольников, точно испуганные маленькие
дети, когда их захватывают на месте преступления.
Ну, однако ж, что может
быть между ними общего? Даже и злодейство
не могло бы
быть у них одинаково. Этот человек очень к тому же
был неприятен, очевидно, чрезвычайно развратен, непременно хитер и обманчив, может
быть, очень зол. Про него ходят такие рассказы. Правда, он хлопотал за
детей Катерины Ивановны; но кто знает, для чего и что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения и проекты.
Лицо Свидригайлова искривилось в снисходительную улыбку; но ему
было уже
не до улыбки. Сердце его стукало, и дыхание спиралось в груди. Он нарочно говорил громче, чтобы скрыть свое возраставшее волнение; но Дуня
не успела заметить этого особенного волнения; уж слишком раздражило ее замечание о том, что она боится его, как
ребенок, и что он так для нее страшен.
Она
была не одна; кругом нее
было четверо маленьких
детей Капернаумова. Софья Семеновна
поила их чаем. Она молча и почтительно встретила Свидригайлова, с удивлением оглядела его измокшее платье, но
не сказала ни слова.
Дети же все тотчас убежали в неописанном ужасе.
Девочка говорила
не умолкая; кое-как можно
было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый
ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни
детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку
не было!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то
дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих
детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое
дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна
будет та, которую приведет Бог
быть его женою.