Неточные совпадения
Его доброе немецкое лицо, участие,
с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне
было совестно, и я
не понимал, как за минуту перед тем я
мог не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты.
Чувство умиления,
с которым я слушал Гришу,
не могло долго продолжаться, во-первых, потому, что любопытство мое
было насыщено, а во-вторых, потому, что я отсидел себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: «Чья это рука?» В чулане
было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Странно то, что я как теперь вижу все лица дворовых и
мог бы нарисовать их со всеми мельчайшими подробностями; но лицо и положение maman решительно ускользают из моего воображения:
может быть, оттого, что во все это время я ни разу
не мог собраться
с духом взглянуть на нее. Мне казалось, что, если бы я это сделал, ее и моя горесть должны бы
были дойти до невозможных пределов.
Я стал смотреть кругом: на волнующиеся поля спелой ржи, на темный пар, на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь
с жеребенком, на верстовые столбы, заглянул даже на козлы, чтобы узнать, какой ямщик
с нами едет; и еще лицо мое
не просохло от слез, как мысли мои
были далеко от матери,
с которой я расстался,
может быть, навсегда.
Он прочел все, что
было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что
мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и
с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но
не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он
мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда
не читал их.
Может быть, потому, что ему надоедало чувствовать беспрестанно устремленными на него мои беспокойные глаза, или просто,
не чувствуя ко мне никакой симпатии, он заметно больше любил играть и говорить
с Володей, чем со мною; но я все-таки
был доволен, ничего
не желал, ничего
не требовал и всем готов
был для него пожертвовать.
Если он полагал, что знакомство
с нами
может доставить его сыну какую-нибудь честь или удовольствие, то он совершенно ошибался в этом отношении, потому что мы
не только
не были дружны
с Иленькой, но обращали на него внимание только тогда, когда хотели посмеяться над ним.
Сонечка занимала все мое внимание: я помню, что, когда Володя, Этьен и я разговаривали в зале на таком месте,
с которого видна
была Сонечка и она
могла видеть и слышать нас, я говорил
с удовольствием; когда мне случалось сказать, по моим понятиям, смешное или молодецкое словцо, я произносил его громче и оглядывался на дверь в гостиную; когда же мы перешли на другое место,
с которого нас нельзя
было ни слышать, ни видеть из гостиной, я молчал и
не находил больше никакого удовольствия в разговоре.
Когда кадриль кончилась, Сонечка сказала мне «merci»
с таким милым выражением, как будто я действительно заслужил ее благодарность. Я
был в восторге,
не помнил себя от радости и сам
не мог узнать себя: откуда взялись у меня смелость, уверенность и даже дерзость? «Нет вещи, которая бы
могла меня сконфузить! — думал я, беззаботно разгуливая по зале, — я готов на все!»
Мечты эти
были так ясны, что я
не мог заснуть от сладостного волнения, и мне хотелось поделиться
с кем-нибудь избытком своего счастия.
Я остановился у двери и стал смотреть; но глаза мои
были так заплаканы и нервы так расстроены, что я ничего
не мог разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча, бархат, большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами подушка, венчик, чепчик
с лентами и еще что-то прозрачное, воскового цвета.
Она полагала, что в ее положении — экономки, пользующейся доверенностью своих господ и имеющей на руках столько сундуков со всяким добром, дружба
с кем-нибудь непременно повела бы ее к лицеприятию и преступной снисходительности; поэтому, или,
может быть, потому, что
не имела ничего общего
с другими слугами, она удалялась всех и говорила, что у нее в доме нет ни кумовьев, ни сватов и что за барское добро она никому потачки
не дает.
Она оставляла жизнь без сожаления,
не боялась смерти и приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Наталья Савишна
могла не бояться смерти, потому что она умирала
с непоколебимою верою и исполнив закон Евангелия. Вся жизнь ее
была чистая, бескорыстная любовь и самоотвержение.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Но это
не может быть, Антоша: он обручился
с Машенькой…
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал
было уже курьера,
с тем чтобы отправить его
с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось,
не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок.
С тех пор, как я принял начальство, —
может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Правдин. Каким же образом? Происшествии
с человеком ваших качеств никому равнодушны
быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете…
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко
с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову
не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить
не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…