Неточные совпадения
Его доброе немецкое лицо, участие, с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне было совестно,
и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить Карла Иваныча
и находить противными его халат, шапочку
и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым,
и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты.
При нем мне было бы совестно плакать; притом утреннее солнышко весело светило в окна, а Володя, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку сестры), так весело
и звучно смеялся, стоя над умывальником, что
даже серьезный Николай, с полотенцем на плече, с мылом в одной руке
и с рукомойником в другой, улыбаясь, говорил...
Карл Иваныч большую часть своего времени проводил за чтением,
даже испортил им свое зрение; но, кроме этих книг
и «Северной пчелы», он ничего не читал.
Сквозь зеленые ветви молодых берез просвечивало солнце
и бросало на узоры ковра, на мои ноги
и даже на плешивую вспотевшую голову Гаврилы круглые колеблющиеся просветы.
Он был чувствителен
и даже слезлив.
Прочтя эту записку, в которой Карл Иваныч требует, чтобы ему заплатили все деньги, издержанные им на подарки,
и даже заплатили бы за обещанный подарок, всякий подумает, что Карл Иваныч больше ничего, как бесчувственный
и корыстолюбивый себялюбец, —
и всякий ошибется.
С молитвой поставив свой посох в угол
и осмотрев постель, он стал раздеваться. Распоясав свой старенький черный кушак, он медленно снял изорванный нанковый зипун, тщательно сложил его
и повесил на спинку стула. Лицо его теперь не выражало, как обыкновенно, торопливости
и тупоумия; напротив, он был спокоен, задумчив
и даже величав. Движения его были медленны
и обдуманны.
Володя ущипнул меня очень больно за ногу; но я
даже не оглянулся: потер только рукой то место
и продолжал с чувством детского удивления, жалости
и благоговения следить за всеми движениями
и словами Гриши.
Один из них, натужившись, держал подъем; другой, нагнувшись над колесом, тщательно мазал ось
и втулку, —
даже, чтобы не пропадал остальной на помазке деготь, мазнул им снизу по кругу.
Я стал смотреть кругом: на волнующиеся поля спелой ржи, на темный пар, на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь с жеребенком, на верстовые столбы, заглянул
даже на козлы, чтобы узнать, какой ямщик с нами едет;
и еще лицо мое не просохло от слез, как мысли мои были далеко от матери, с которой я расстался, может быть, навсегда.
Жалко их!
и Наталью Савишну жалко,
и березовую аллею,
и Фоку жалко!
Даже злую Мими —
и ту жалко. Все, все жалко! А бедная maman?
И слезы опять навертывались на глаза; но ненадолго.
Уже два листа бумаги были испорчены… не потому, чтобы я думал что-нибудь переменить в них: стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их начинали загибаться кверху все больше
и больше, так что
даже издалека видно было, что это написано криво
и никуда не годится.
— Как ни говорите, а мальчик до двенадцати
и даже до четырнадцати лет все еще ребенок; вот девочка — другое дело.
Я имел самые странные понятия о красоте —
даже Карла Иваныча считал первым красавцем в мире; но очень хорошо знал, что я нехорош собою,
и в этом нисколько не ошибался; поэтому каждый намек на мою наружность больно оскорблял меня.
Я не мог наглядеться на князя: уважение, которое ему все оказывали, большие эполеты, особенная радость, которую изъявила бабушка, увидев его,
и то, что он один, по-видимому, не боялся ее, обращался с ней совершенно свободно
и даже имел смелость называть ее ma cousine, внушили мне к нему уважение, равное, если не большее, тому, которое я чувствовал к бабушке. Когда ему показали мои стихи, он подозвал меня к себе
и сказал...
Когда я теперь вспоминаю его, я нахожу, что он был очень услужливый, тихий
и добрый мальчик; тогда же он мне казался таким презренным существом, о котором не стоило ни жалеть, ни
даже думать.
На беленькой шейке была черная бархатная ленточка; головка вся была в темно-русых кудрях, которые спереди так хорошо шли к ее прекрасному личику, а сзади — к голым плечикам, что никому,
даже самому Карлу Иванычу, я не поверил бы, что они вьются так оттого, что с утра были завернуты в кусочки «Московских ведомостей»
и что их прижигали горячими железными щипцами.
Я объяснил, что перчатка принадлежала Карлу Иванычу, распространился,
даже несколько иронически, о самой особе Карла Иваныча, о том, какой он бывает смешной, когда снимает красную шапочку,
и о том, как он раз в зеленой бекеше упал с лошади — прямо в лужу,
и т. п.
Когда кадриль кончилась, Сонечка сказала мне «merci» с таким милым выражением, как будто я действительно заслужил ее благодарность. Я был в восторге, не помнил себя от радости
и сам не мог узнать себя: откуда взялись у меня смелость, уверенность
и даже дерзость? «Нет вещи, которая бы могла меня сконфузить! — думал я, беззаботно разгуливая по зале, — я готов на все!»
Я имел такое сознание своей силы, что
даже не обратил внимания на досаду молодого человека; но после узнал, что молодой человек этот спрашивал, кто тот взъерошенный мальчик, который проскочил мимо его
и перед носом отнял даму.
Я знал, что pas de Basques неуместны, неприличны
и даже могут совершенно осрамить меня; но знакомые звуки мазурки, действуя на мой слух, сообщили известное направление акустическим нервам, которые в свою очередь передали это движение ногам;
и эти последние, совершенно невольно
и к удивлению всех зрителей, стали выделывать фатальные круглые
и плавные па на цыпочках.
Прощаясь с Ивиными, я очень свободно,
даже несколько холодно поговорил с Сережей
и пожал ему руку. Если он понял, что с нынешнего дня потерял мою любовь
и свою власть надо мною, он, верно, пожалел об этом, хотя
и старался казаться совершенно равнодушным.
Тщеславие есть чувство самое несообразное с истинною горестью,
и вместе с тем чувство это так крепко привито к натуре человека, что очень редко
даже самое сильное горе изгоняет его.
Тщеславие в горести выражается желанием казаться или огорченным, или несчастным, или твердым;
и эти низкие желания, в которых мы не признаемся, но которые почти никогда —
даже в самой сильной печали — не оставляют нас, лишают ее силы, достоинства
и искренности.