Неточные совпадения
Она шила, убирала комнаты, чистила мелом образа, жарила, молола, подавала кофе, делала мелкие постирушечки и иногда
сидела с барышнями и читала им.
Сторожа то быстро ходили, то рысью даже, не поднимая ног от пола, но шмыгая ими, запыхавшись бегали взад и вперед
с поручениями и бумагами. Пристава, адвокаты и судейские проходили то туда, то сюда, просители или подсудимые не под стражей уныло бродили у стен или
сидели, дожидаясь.
Секретарь
сидел на противоположном конце возвышения и, подготовив все те бумаги, которые могут понадобиться для чтения, просматривал запрещенную статью, которую он достал и читал вчера. Ему хотелось поговорить об этой статье
с членом суда
с большой бородой, разделяющим его взгляды, и прежде разговора хотелось ознакомиться
с нею.
Перед обедом он засыпал где-нибудь в саду, потом за обедом веселил и смешил тетушек своей веселостью, потом ездил верхом или катался на лодке и вечером опять читал или
сидел с тетушками, раскладывая пасьянс.
В зале были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не могла оторвать взгляда от очень нарядной, в шелку и бархате, толстой женщины, которая, в высокой шляпе
с большим бантом и
с элегантным ридикюлем на голой до локтя руке,
сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал, была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором жила Маслова.
Председатель опять опустил голову и, опершись на руку, закрыл глаза. Купец, сидевший рядом
с Нехлюдовым, насилу удерживался от сна и изредка качался; подсудимые, так же как и жандармы за ними,
сидели неподвижно.
Войдя в совещательную комнату, присяжные, как и прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они в большей или меньшей степени испытывали,
сидя в зале на своих местах, прошла, как только они вошли в совещательную комнату и закурили папиросы, и они
с чувством облегчения разместились в совещательной комнате, и тотчас же начался оживленный разговор.
Вверху стола
сидел старик Корчагин; рядом
с ним,
с левой стороны, доктор,
с другой — гость Иван Иванович Колосов, бывший губернский предводитель, теперь член правления банка, либеральный товарищ Корчагина; потом
с левой стороны — miss Редер, гувернантка маленькой сестры Мисси, и сама четырехлетняя девочка;
с правой, напротив — брат Мисси, единственный сын Корчагиных, гимназист VI класса, Петя, для которого вся семья, ожидая его экзаменов, оставалась в городе, еще студент-репетитор; потом слева — Катерина Алексеевна, сорокалетняя девица-славянофилка; напротив — Михаил Сергеевич или Миша Телегин, двоюродный брат Мисси, и внизу стола сама Мисси и подле нее нетронутый прибор.
Рядом
с Софьей Васильевной на низком мягком кресле
сидел Колосов у столика и помешивал кофе. На столике стояла рюмка ликера.
Рядом
с ней
сидела и также шила мешки из парусины невысокая курносая черноватая женщина
с маленькими черными глазами, добродушная и болтливая.
Без дела
сидели на нарах еще две женщины, одна лет сорока,
с бледным худым лицом, вероятно когда-то очень красивая, теперь худая и бледная.
Еще
сидела без дела на нарах невысокая, вся в морщинках, добродушная старушка
с седыми волосами и горбатой спиной.
Председатель, так же как и вчера, изображал из себя беспристрастие и справедливость и подробно разъяснял и внушал присяжным то, что они знали и не могли не знать. Так же, как вчера, делались перерывы, так же курили; так же судебный пристав вскрикивал: «суд идет», и так же, стараясь не заснуть,
сидели два жандарма
с обнаженным оружием, угрожая преступнику.
Воспитаем так не одного, а миллионы людей, и потом поймаем одного и воображаем себе, что мы что-то сделали, оградили себя, и что больше уже и требовать от нас нечего, мы его препроводили из Московской в Иркутскую губернию, —
с необыкновенной живостью и ясностью думал Нехлюдов,
сидя на своем стуле рядом
с полковником и слушая различные интонации голосов защитника, прокурора и председателя и глядя на их самоуверенные жесты.
У трактиров уже теснились, высвободившись из своих фабрик, мужчины в чистых поддевках и глянцовитых сапогах и женщины в шелковых ярких платках на головах и пальто
с стеклярусом. Городовые
с желтыми шнурками пистолетов стояли на местах, высматривая беспорядки, которые могли бы paзвлечь их от томящей скуки. По дорожкам бульваров и по зеленому, только что окрасившемуся газону бегали, играя, дети и собаки, и веселые нянюшки переговаривались между собой,
сидя на скамейках.
У калитки деревянных строений,
с правой стороны, против часового
сидел на лавочке надзиратель в мундире
с галунами
с записной книжкой. К нему подходили посетители и называли тех, кого желали видеть, и он записывал. Нехлюдов также подошел к нему и назвал Катерину Маслову. Надзиратель
с галунами записал.
А рядом
с ним
сидела на полу женщина
с ребенком, в хорошем шерстяном платке, и рыдала, очевидно в первый раз увидав того седого человека, который был на другой стороне в арестантской куртке,
с бритой головой и в кандалах.
— Беспременно скажи про нас, — говорила ей старуха Меньшова, в то время как Маслова оправляла косынку перед зepкалом
с облезшей наполовину ртутью, — не мы зажгли, а он сам, злодей, и работник видел; он души не убьет. Ты скажи ему, чтобы он Митрия вызвал. Митрий всё ему выложит, как на ладонке; а то что ж это, заперли в зàмок, а мы и духом не слыхали, а он, злодей, царствует
с чужой женой, в кабаке
сидит.
Недалеко от них, в углу,
сидела парочка влюбленных: она была
с короткими волосами и
с энергическим лицом, белокурая, миловидная, совсем молоденькая девушка в модном платье; он —
с тонкими очертаниями лица и волнистыми волосами красивый юноша в гуттаперчевой куртке.
Подле них
сидела полная, румяная, красивая девушка
с очень выпуклыми глазами, в сером платье и пелеринке.
Она
сидела рядом
с плачущей матерью и нежно гладила ее по плечу.
Недалеко от влюбленной парочки
сидел черный лохматый человек
с мрачным лицом и сердито говорил что-то безбородому посетителю, похожему на скопца.
Лакей уже успел доложить, когда они вошли, и Анна Игнатьевна, вице-губернаторша, генеральша, как она называла себя, уже
с сияющей улыбкой наклонилась к Нехлюдову из-за шляпок и голов, окружавших ее у дивана. На другом конце гостиной у стола
с чаем
сидели барыни и стояли мужчины — военные и штатские, и слышался неумолкаемый треск мужских и женских голосов.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он
сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет
с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже;
с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
Черная туча совсем надвинулась, и стали видны уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом
с отломанными крыльцами, и гром послышался уже над головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили листья, и ветер добежал до крыльца, на котором
сидел Нехлюдов, шевеля его волосами. Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой головой и раскатилось по небу.
У грязных, уставленных бутылками и чайной посудой столиков, между которыми, раскачиваясь, сновали белые половые,
сидели, крича и распевая, потные, покрасневшие люди
с одуренными лицами.
На одной из улиц
с ним поравнялся обоз ломовых, везущих какое-то железо и так страшно гремящих по неровной мостовой своим железом, что ему стало больно ушам и голове. Он прибавил шагу, чтобы обогнать обоз, когда вдруг из-зa грохота железа услыхал свое имя. Он остановился и увидал немного впереди себя военного
с остроконечными слепленными усами и
с сияющим глянцовитым лицом, который,
сидя на пролетке лихача, приветственно махал ему рукой, открывая улыбкой необыкновенно белые зубы.
— Надо просить о том, чтобы разрешили свиданье матери
с сыном, который там
сидит. Но мне говорили, что это не от Кригсмута зависит, а от Червянского.
У подъезда стояла пара английских лошадей в шорах, и похожий на англичанина кучер
с бакенбардами до половины щек, в ливрее,
с бичом и гордым видом
сидел на козлах.
Тот, мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен
с женою,
с семьей,
с родными, закован в кандалы и
с бритой головой идет в каторгу, а этот
сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
У подъезда стояли дорогие экипажи. В зале
с дорогим убранством
сидели дамы в шелку, бархате, кружевах,
с накладными волосами и перетянутыми и накладными тальями. Между дамами
сидели мужчины — военные и статские и человек пять простолюдинов: двое дворников, лавочник, лакей и кучер.
Старый генерал в то время, как Нехлюдов подъехал к подъезду его квартиры,
сидел в темной гостиной зa инкрустованным столиком и вертел вместе
с молодым человеком, художником, братом одного из своих подчиненных, блюдцем по листу бумаги.
Mariette в шляпе, но уже не в черном, а в каком-то светлом, разных цветов платье
сидела с чашкой в руке подле кресла графини и что-то щебетала, блестя своими красивыми смеющимися глазами.
Отворив дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова в маленькую комнатку, где перед столом на диванчике
сидела невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и
с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать, лицо. Против нее
сидел, согнувшись вдвое на кресле, в русской,
с вышитым воротом рубашке молодой человек
с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел в дверь.
А этому мешала и баба, торговавшая без патента, и вор, шляющийся по городу, и Лидия
с прокламациями, и сектанты, разрушающие суеверия, и Гуркевич
с конституцией. И потому Нехлюдову казалось совершенно ясно, что все эти чиновники, начиная от мужа его тетки, сенаторов и Топорова, до всех тех маленьких, чистых и корректных господ, которые
сидели за столами в министерствах, — нисколько не смущались тем, что страдали невинные, а были озабочены только тем, как бы устранить всех опасных.
Он
сидел, не облокотившись, прямо, на маленьком стуле и внимательно слушал ее, стараясь хорошенько понять и хорошенько ответить. Настроение, вызванное в нем последним свиданием
с Масловой, еще продолжало наполнять его душу спокойной радостью и благорасположением ко всем людям.
— Но однако люди боятся этих путешествий на казенный счет, и если бы не было этих путешествий и тюрем, мы бы не
сидели здесь
с вами, как
сидим теперь.
Только чернозагорелые от солнца крестьяне-мостовщики в лаптях
сидели посередине улиц и хлопали молотками по укладываемым в горячий песок булыжникам, да мрачные городовые, в небеленых кителях и
с оранжевыми шнурками револьверов, уныло переминаясь, стояли посереди улиц, да завешанные
с одной стороны от солнца конки, запряженные лошадьми в белых капорах,
с торчащими в прорехах ушами, звеня, прокатывались вверх и вниз по улицам.
Новый смотритель, два помощника его, доктор, фельдшер, конвойный офицер и писарь
сидели у выставленного на дворе в тени стены стола
с бумагами и канцелярскими принадлежностями и по одному перекликали, осматривали, опрашивали и записывали подходящих к ним друг зa другом арестантов.
На козлах
сидел с лоснящимся лицом толстозадый,
с рядами пуговиц на спине, кучер, в коляске на заднем месте
сидели муж
с женой: жена, худая и бледная, в светлой шляпке,
с ярким зонтиком, и муж в цилиндре и светлом щегольском пальто.
Спереди против них
сидели их дети: разубранная и свеженькая, как цветочек, девочка
с распущенными белокурыми волосами, тоже
с ярким зонтиком, и восьмилетний мальчик
с длинной, худой шеей и торчащими ключицами, в матросской шляпе, украшенной длинными лентами.
Лошадь вялой рысцой, постукивая равномерно подковами по пыльной и неровной мостовой, тащилась по улицам; извозчик беспрестанно задремывал; Нехлюдов же
сидел, ни о чем не думая, равнодушно глядя перед собою. На спуске улицы, против ворот большого дома, стояла кучка народа и конвойный
с ружьем. Нехлюдов остановил извозчика.
На двух
сидели в халатах два больных, один косоротый
с обвязанной шеей, другой чахоточный.
— Да, мы не имеем ни малейшего понятия о том, что делается
с этими несчастными, а надо это знать, — прибавил Нехлюдов, глядя на старого князя, который, завязавшись салфеткой,
сидел у стола за крюшоном и в это самое время оглянулся на Нехлюдова.
Вагон, в котором было место Нехлюдова, был до половины полон народом. Были тут прислуга, мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины, жены рабочих, был солдат, были две барыни: одна молодая, другая пожилая
с браслетами на оголенной руке и строгого вида господин
с кокардой на черной фуражке. Все эти люди, уже успокоенные после размещения,
сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры
с соседями.
Тарас
с счастливым видом
сидел направо от прохода, оберегая место для Нехлюдова, и оживленно разговаривал
с сидевшим против него мускулистым человеком в расстегнутой суконной поддевке, как потом узнал Нехлюдов, садовником, ехавшим на место.
Рядом
с женщиной
сидела, далеко не доставая ногами до пола, семилетняя девочка в новом сарафанчике
с косичкой почти белых волос и не переставая щелкала семечки.
Оглянувшись на Нехлюдова, старик подобрал
с глянцовитой лавки, на которой он
сидел один, полу своей поддевки и ласково сказал...
— Voilà encore des nouvelles! [Вот еще новости!] — проговорила молодая из двух дам, вполне уверенная, что она своим хорошим французским языком обратит на себя внимание Нехлюдова. Дама же
с браслетами только всё принюхивалась, морщилась и что-то сказала про приятность
сидеть с вонючим мужичьем.
Садовник, разговаривавший
с Тарасом,
сидел не на своем месте и ушел на свое, так что подле и против Тараса были три места. Трое рабочих сели на этих местах, но, когда Нехлюдов подошел к ним, вид его господской одежды так смутил их, что они встали, чтобы уйти, но Нехлюдов просил их остаться, а сам присел на ручку лавки к проходу.