Неточные совпадения
Владимир Васильевич Вольф был действительно un homme très comme il faut, и это свое свойство ставил выше всего, с высоты его смотрел на всех других людей и не мог не ценить высоко этого свойства, потому что благодаря только ему он
сделал блестящую карьеру, ту самую, какую, желал, т. е. посредством женитьбы приобрел состояние, дающее 18 тысяч дохода, и своими трудами — место
сенатора.
Речь эта, очевидно, оскорбила Вольфа: он краснел, подергивался,
делал молчаливые жесты удивления и с очень достойным и оскорбленным видом удалился вместе с другими
сенаторами в комнату совещаний.
Тон короткой, но сильной речи Фанарина был такой, что он извиняется за то, что настаивает на том, что господа
сенаторы с своей проницательностью и юридической мудростью видят и понимают лучше его, но что
делает он это только потому, что этого требует взятая им на себя обязанность.
Неточные совпадения
— Вот этот парнишка легко карьерочку
сделает! Для начала — женится на богатой, это ему легко, как муху убить. На склоне дней будет
сенатором, товарищем министра, членом Государственного совета, вообще — шишкой! А по всем своим данным, он — болван и невежда. Ну — черт с ним!
Сосланные по четырнадцатому декабря пользовались огромным уважением. К вдове Юшневского
делали чиновники первый визит в Новый год.
Сенатор Толстой, ревизовавший Сибирь, руководствовался сведениями, получаемыми от сосланных декабристов, для поверки тех, которые доставляли чиновники.
Княгиня взбесилась, прогнала повара и, как следует русской барыне, написала жалобу
Сенатору.
Сенатор ничего бы не
сделал, но, как учтивый кавалер, призвал повара, разругал его и велел ему идти к княгине просить прощения.
Я его застал в 1839, а еще больше в 1842, слабым и уже действительно больным.
Сенатор умер, пустота около него была еще больше, даже и камердинер был другой, но он сам был тот же, одни физические силы изменили, тот же злой ум, та же память, он так же всех теснил мелочами, и неизменный Зонненберг имел свое прежнее кочевье в старом доме и
делал комиссии.
Первое следствие этих открытий было отдаление от моего отца — за сцены, о которых я говорил. Я их видел и прежде, но мне казалось, что это в совершенном порядке; я так привык, что всё в доме, не исключая
Сенатора, боялось моего отца, что он всем
делал замечания, что не находил этого странным. Теперь я стал иначе понимать дело, и мысль, что доля всего выносится за меня, заволакивала иной раз темным и тяжелым облаком светлую, детскую фантазию.