Неточные совпадения
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом,
подходила с своими конвойными
к зданию окружного суда, тот самый племянник ее воспитательниц, князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее, лежал еще на своей высокой, пружинной с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки с заутюженными складочками на груди, курил папиросу.
Он остановившимися глазами смотрел перед собой и думал о том, что предстоит
ему нынче сделать и что было вчера.
У указанной двери стояли два человека, дожидаясь: один был высокий, толстый купец, добродушный человек, который, очевидно, выпил и закусил и был в самом веселом расположении духа; другой был приказчик еврейского происхождения.
Они разговаривали о цене шерсти, когда
к ним подошел Нехлюдов и спросил, здесь ли комната присяжных.
Шагов было двадцать шесть, но
он сделал маленький шажок и ровно на двадцать седьмом
подошел к креслу.
Он накинул на себя мокрую шинель и
подошел к двери.
Они вышли с Матреной Павловной на паперть и остановились, подавая нищим. Нищий, с красной, зажившей болячкой вместо носа,
подошел к Катюше. Она достала из платка что-то, подала
ему и потом приблизилась
к нему и, не выражая ни малейшего отвращения, напротив, так же радостно сияя глазами, три раза поцеловалась. И в то время, как она целовалась с нищим, глаза ее встретились с взглядом Нехлюдова. Как будто она спрашивала: хорошо ли, так ли она делает?
Они сошли с паперти, и
он подошел к ней.
Он не хотел христосоваться, но только хотел быть ближе
к ней.
Он решительно
подошел к ней.
Только что
он подошел к окну, она взглянула в
него.
Когда опять всё затихло, и послышался опять спокойный храп,
он, стараясь ступать на половицы, которые не скрипели, пошел дальше и
подошел к самой ее двери.
Но как только
он прошептал: «Катюша!» — она вскочила,
подошла к двери и сердито, как
ему показалось, стала уговаривать
его уйти.
Старшина и некоторые из присяжных приподнялись и, затрудняясь тем движением или положением, которое
они должны придать своим рукам,
подошли к столу и поочередно посмотрели на кольцо, склянку и фильтр. Купец даже примерил на свой палец кольцо.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал
его подошедшему
к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли в совещательную комнату. Только что затворилась за
ними дверь, жандарм
подошел к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у двери. Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Старшина с торжественным видом нес лист.
Он подошел к председателю и подал
его. Председатель прочел и, видимо, удивленный, развел руками и обратился
к товарищам, совещаясь. Председатель был удивлен тем, что присяжные, оговорив первое условие: «без умысла ограбления», не оговорили второго: «без намерения лишить жизни». Выходило по решению присяжных, что Маслова не воровала, не грабила, а вместе с тем отравила человека без всякой видимой цели.
— Вечно спорят! — громко хохоча, проговорил старик Корчагин, вынимая салфетку из-за жилета, и, гремя стулом, который тотчас же подхватил лакей, встал из-за стола. За
ним встали и все остальные и
подошли к столику, где стояли полоскательницы, и налита была теплая душистая вода, и, выполаскивая рты, продолжали никому неинтересный разговор.
Он подошел к выставленному окну и отворил
его.
В это время арестанты уж все прошли через двор, и женщины, переговаривавшиеся с
ними, отошли от окон и тоже
подошли к Масловой. Первая
подошла пучеглазая корчемница с своей девочкой.
В то время как
он подходил к этой комнате, присяжные уж выходили из нее, чтобы итти в залу заседания. Купец был так же весел и так же закусил и выпил, как и вчера, и, как старого друга, встретил Нехлюдова. И Петр Герасимович не вызывал нынче в Нехлюдове никакого неприятного чувства своей фамильярностью и хохотом.
Он подошел к столу, сел и стал писать.
Он хотел
подойти к двери огромного мрачного здания, но часовой не пустил
его, а только позвонил.
Он подошел к Нехлюдову и спросил
его, можно ли и что нужно сделать для того, чтобы передать милостыню — калачи, которые
он привез.
Он подошел к сетке и узнал ее.
Маслова оглянулась и, подняв голову и прямо выставляя грудь, с своим, знакомым Нехлюдову выражением готовности,
подошла к решетке, протискиваясь между двумя арестантками, и удивленно-вопросительно уставилась на Нехлюдова, не узнавая
его.
Через минуту из боковой двери вышла Маслова.
Подойдя мягкими шагами вплоть
к Нехлюдову, она остановилась и исподлобья взглянула на
него. Черные волосы, так же как и третьего дня, выбивались вьющимися колечками, лицо, нездоровое, пухлое и белое, было миловидно и совершенно спокойно; только глянцовито-черные косые глаза из-под подпухших век особенно блестели.
На самом выходе
к Нехлюдову
подошел надзиратель с крестами и медалями и неприятным, вкрадчивым лицом и таинственно передал
ему записку.
Масленников неодобрительно покачал головой,
подошел к столу и на бумаге с печатным заголовком бойко написал: «Подателю сего, князю Дмитрию Ивановичу Нехлюдову, разрешаю свидание в тюремной конторе с содержащейся в замке мещанкой Масловой, равно и с фельдшерицей Богодуховской», дописал
он и сделал размашистый росчерк.
Смотритель с Нехлюдовым
подошли к острогу. Калитка мгновенно отворилась при приближении смотрителя. Надзиратели, взяв под козырек, провожали
его глазами. Четыре человека с бритыми полуголовами и неся кадки с чем-то, встретились
им в прихожей и все сжались, увидав смотрителя. Один особенно пригнулся и мрачно насупился, блестя черными глазами.
Нехлюдову стало страшно;
он перестал заглядывать и
подошел к 21-ой камере Меньшова.
Меньшов
подошел тоже
к окну и тотчас же начал рассказывать, сначала робко поглядывая на смотрителя, потом всё смелее и смелее; когда же смотритель совсем ушел из камеры в коридор, отдавая там какие-то приказания,
он совсем осмелел.
Когда Нехлюдов, разговаривая с Медынцевым — так отрекомендовал себя словоохотливый молодой человек, — сошел в сени,
к ним подошел с усталым видом смотритель.
Маслова уже была там и вышла из-за решетки тихая и робкая. Она близко
подошла к Нехлюдову и, глядя мимо
него тихо сказала...
Когда Нехлюдов
подошел к собравшимся крестьянам, и обнажились русые, курчавые, плешивые, седые головы,
он так смутился, что долго ничего не мог сказать.
Когда девушка стала
подходить к барину, она сначала умерила ход и перешла с бега на шаг, поровнявшись же с
ним, остановилась и, размахнувшись назад головой, поклонилась
ему, и только когда
он прошел, пошла с петухом дальше.
— Ну, а Матрена — эта бедная? — спросил Нехлюдов, когда
они уже
подходили к избушке Матрены.
Вспомнила она, как она в открытом, залитом вином красном шелковом платье, с красным бантом в спутанных волосах, измученная и ослабевшая и опьяненная, проводив гостей
к двум часам ночи, подсела в промежуток танцев
к худой, костлявой, прыщеватой аккомпаньяторше скрипача и стала жаловаться ей на свою тяжелую жизнь, и как эта аккомпаньяторша тоже говорила, что тяготится своим положением и хочет переменить
его, и как
к ним подошла Клара, и как
они вдруг решили все три бросить эту жизнь.
Судебный пристав, румяный, красивый человек, в великолепном мундире, с бумажкой в руке
подошел к Фанарину с вопросом, по какому
он делу, и, узнав, что по делу Масловой, записал что-то и отошел. В это время дверь шкапа отворилась, и оттуда вышел патриархального вида старичок, но уже не в пиджаке, а в обшитом галунами с блестящими бляхами на груди наряде, делавшем
его похожим на птицу.
— Вот не ожидал тебя здесь встретить, — сказал
он,
подходя к Нехлюдову, улыбаясь губами, между тем как глаза
его оставались грустными. — Я и не знал, что ты в Петербурге.
Он подошел к столу и стал писать. Нехлюдов, не садясь, смотрел сверху на этот узкий, плешивый череп, на эту с толстыми синими жилами руку, быстро водящую пером, и удивлялся, зачем делает то, что
он делает, и так озабоченно делает этот ко всему, очевидно, равнодушный человек. Зачем?..
Маслова была одета опять попрежнему в белой кофте, юбке и косынке.
Подойдя к Нехлюдову и увидав
его холодное, злое лицо, она багрово покраснела и, перебирая рукою край кофты, опустила глаза. Смущение ее было для Нехлюдова подтверждением слов больничного швейцара.
Игнатий Никифорович,
подойдя к окну, достал платок, откашливаясь, стал протирать очки и, сняв
их, отер и глаза.
Несколько арестантов, сняв шапки,
подошли к конвойному офицеру, о чем-то прося
его. Как потом узнал Нехлюдов,
они просились на подводы. Нехлюдов видел, как конвойный офицер молча, не глядя на просителя, затягивался папиросой, и как потом вдруг замахнулся своей короткой рукой на арестанта, и как тот, втянув бритую голову в плечи, ожидая удара, отскочил от
него.
Нехлюдов слез с пролетки и
подошел к двигавшимся женщинам, желая спросить Маслову о вещах и о том, как она себя чувствует, но конвойный унтер-офицер, шедший с этой стороны партии, тотчас же заметив подошедшего, подбежал
к нему.
— Нельзя, господин,
подходить к партии — не полагается, — кричал
он,
подходя.
— Что за сборище? — послышался вдруг решительный, начальственный голос, и
к собравшейся вокруг арестанта кучке людей быстрыми шагами
подошел околоточный в необыкновенно чистом и блестящем кителе и еще более блестящих высоких сапогах. — Разойтись! Нечего тут стоять! — крикнул
он на толпу, еще не видя, зачем собралась толпа.
Подойдя же вплоть и увидав умирающего арестанта,
он сделал одобрительный знак головой, как будто ожидая этого самого, и обратился
к городовому...
Маленький человечек с блестящими глазами и беспрестанно двигающимися бровями, в одном белье и чулках, быстрыми, мягкими шагами
подошел к принесенному арестанту, посмотрел на
него, потом на Нехлюдова и громко расхохотался.
Околоточный стоял тут же. Увидав другого мертвеца,
он подошел к ломовому.
Она прежде
подошла к Мисси, только кивнув головой Нехлюдову; но, поцеловавшись с Мисси, тотчас же обратилась
к нему.
Рабочие решительными мягкими шагами
подошли к первому вагону и хотели войти в
него, но тотчас же были отогнаны от
него кондуктором.
Подойдя к месту шума, Марья Павловна и Катюша увидали следующее: офицер, плотный человек с большими белокурыми усами, хмурясь, потирал левою рукой ладонь правой, которую
он зашиб о лицо арестанта, и не переставая произносил неприличные, грубые ругательства. Перед
ним, отирая одной рукой разбитое в кровь лицо, а другой держа обмотанную платком пронзительно визжавшую девчонку, стоял в коротком халате и еще более коротких штанах длинный, худой арестант с бритой половиной головы.
Это Лозинский прошел мимо
него и
подошел к моей двери.