Неточные совпадения
«Ничто
так не поддерживает, как обливание водою и гимнастика», подумал он, ощупывая левой рукой с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс правой. Ему оставалось еще сделать мулинэ (он всегда делал эти два движения перед долгим сидением заседания), когда дверь дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил дверь.
Что-то было
такое необыкновенное в выражении лица и страшное и жалкое в значении сказанных ею слов, в этой улыбке и в том быстром взгляде, которым она окинула при этом залу, что председатель потупился, и в зале на минуту установилась совершенная тишина. Тишина была прервана чьим-то смехом из публики. Кто-то зашикал. Председатель поднял голову и продолжал вопросы...
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и в особенности если бы тогда его стали бы убеждать в том, что он никак не может и не должен соединить свою судьбу с
такой девушкой, то очень легко могло бы случиться, что он, с своей прямолинейностью во всем, решил бы, что нет никаких причин не жениться на девушке,
кто бы она ни была, если только он любит ее. Но тетушки не говорили ему про свои опасения, и он
так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
— Она и опиумом могла лишить жизни, — сказал полковник, любивший вдаваться в отступления, и начал при этом случае рассказывать о том, что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал
так внушительно, самоуверенно и с
таким достоинством, что ни у
кого не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его, чтобы рассказать свою историю.
Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что не с
кем было оставить их, —
так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты.
— Это ваша добрая воля, только вины вашей тут особенной нет. Со всеми бывает, и если с рассудком, то всё это заглаживается и забывается, и живут, — сказала Аграфена Петровна строго и серьезно, — и вам это на свой счет брать не к чему. Я и прежде слышала, что она сбилась с пути,
так кто же этому виноват?
Но
такого человека, который бы пожалел его, не нашлось ни одного во всё то время, когда он, как зверок, жил в городе свои года ученья и, обстриженный под гребенку, чтоб не разводить вшей, бегал мастерам за покупкой; напротив, всё, что он слышал от мастеров и товарищей с тех пор, как он живет в городе, было то, что молодец тот,
кто обманет,
кто выпьет,
кто обругает,
кто прибьет, развратничает.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов
таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот,
кто не поверит, погибнет,
кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
—
Так вы бы
так говорили, когда в сборной были. Вам
кого же нужно видеть?
—
Кто ж станет горничную с ребенком держать? Как заметили,
так и прогнали. Да что говорить, — не помню ничего, всё забыла. То всё кончено.
«
Кто будет помнить? Отчего они все
так смущены? Отчего фельдфебель сделал ему какой-то знак?» думал Нехлюдов.
— Ну, всё-таки я вам скажу, по мере сил приносить пользу, всё-таки, что могу, смягчаю.
Кто другой на моем месте совсем бы не
так повел. Ведь это легко сказать: 2000 с лишним человек, да каких. Надо знать, как обойтись. Тоже люди, жалеешь их. А распустить тоже нельзя.
— Что он у вас спрашивает,
кто вы? — спросила она у Нехлюдова, слегка улыбаясь и доверчиво глядя ему в глаза
так просто, как будто не могло быть сомнения о том, что она со всеми была, есть и должна быть в простых, ласковых, братских отношениях. — Ему всё нужно знать, — сказала она и совсем улыбнулась в лицо мальчику
такой доброй, милой улыбкой, что и мальчик и Нехлюдов — оба невольно улыбнулись на ее улыбку.
На другой день Нехлюдов поехал к адвокату и сообщил ему дело Меньшовых, прося взять на себя защиту. Адвокат выслушал и сказал, что посмотрит дело, и если всё
так, как говорит Нехлюдов, что весьма вероятно, то он без всякого вознаграждения возьмется за защиту. Нехлюдов между прочим рассказал адвокату о содержимых 130 человеках по недоразумению и спросил, от
кого это зависит,
кто виноват. Адвокат помолчал, очевидно желая ответить точно.
— Да
так живем, вот, как видишь. Изба завалиться хочет, того гляди убьет
кого. А старик говорит — и эта хороша. Вот и живем — царствуем, — говорила бойкая старуха, нервно подергиваясь головой. — Вот сейчас обедать соберу. Рабочий народ кормить стану.
А
так, чтобы тот,
кто будет владеть хорошей, платил бы тем, которые не владеют землею, то, что его земля стоит, — сам себе отвечал Нехлюдов.
— А
так как трудно распределить,
кто кому должен платить, и
так как на общественные нужды деньги собирать нужно, то и сделать
так, чтобы тот,
кто владеет землей, платил бы в общество на всякие нужды то, что его земля стоит.
— В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то
такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только 20-м числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его принципы. Он
кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать.
Уж если
кто исправит,
так это Aline.
— Кизеветер? Вот приходи нынче. Ты и узнаешь,
кто он
такой. Он
так говорит, что самые закоренелые преступники бросаются на колени и плачут и раскаиваются.
Обязанность его состояла в том, чтобы содержать в казематах, в одиночных заключениях политических преступников и преступниц и содержать этих людей
так, что половина их в продолжение 10 лет гибла, частью сойдя с ума, частью умирая от чахотки и частью убивая себя:
кто голодом,
кто стеклом разрезая жилы,
кто вешая себя,
кто сжигаясь.
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать
так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть
такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны
так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на
кого отдельно.
Часовой окликнул подошедших обычным: «
кто идет?» и, узнав, что не свои, оказался
так строг, что не хотел позволить дожидаться подле ограды.
— Позвольте. Если бы на ней женился свободный, она всё точно
так же должна отбыть свое наказание. Тут вопрос:
кто несет более тяжелое наказание — он или она?
— Ну-с,
так вот что: вы у
кого? у Дюка? Ну, и там скверно. А вы приходите обедать, — сказал генерал, отпуская Нехлюдова, — в пять часов. Вы по-английски говорите?
5. И
кто примет одно
такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает...