Под девятой сосной в чистом поле

Валерий Гусев, 2005

Детективные загадки поджидают братьев-сыщиков Диму и Алешку даже там, где их нет и быть не может. Ребята проводили каникулы в тихой деревне, в которой ровным счетом ничего не происходило, как вдруг – похищение века! Из местной церкви украдена бесценная икона! Разве могут сыновья полковника Интерпола валяться на травке да ухаживать за арбузами, которые вздумалось выращивать их маме, если народное достояние того и гляди уплывет из России? Священник отец Леонид рассказал старинную легенду: в давние времена, когда на Русь нападали враги, люди укрывались в церкви, а потом подземным ходом пробирались в дремучие леса. «А может, подземный ход до сих пор существует?» – задаются вопросом юные детективы, и однажды ровно в полночь…

Глава II

«Попался!»

Жизнь наша наладилась. И очень нам нравилось на нашей как бы даче. А особенно — природа. Пригорки всякие, раздолье; вдали — синяя неровная стена леса, светлая речка, за рекой — славная деревушка. А больше всего нам полюбилась старинная церковь на горе. Она была небольшая, но как-то очень ладно сложенная из красных и белых кирпичей. Утром казалось, что над горой всходит еще одно солнце, а вечером казалось, что на горушку опустилось ночевать бело-розовое облако. А деревенские домишки, задрав крыши, с восхищением смотрят на это чудо.

Главным в этой церкви был священник отец Леонид. Очень симпатичный. Молодой такой, с черной бородкой и белыми зубами, с постоянной доброй улыбкой. Его тут все любили. И нам он очень понравился, когда мы с ним познакомились и даже подружились. Меня он почему-то называл отроком, а Лешку — атеистом.

— И ничего не атеист, — ворчал Алешка. — У нас в школе, между прочим, религию проходят.

— Интересно? — спросил как-то отец Леонид.

— Иногда, — уклончиво ответил ворчливый атеист.

— Ты что-нибудь понял?

— А чего тут не понять? — изумился Алешка. — Не обижай никого — и бог тебя не обидит. Все просто.

Отец Леонид улыбнулся.

Он вообще был сильно образованный и культурный человек. Он нам очень много интересного рассказывал обо всех окрестных исторических достопримечательностях. Особенно — о церкви. Она называлась очень красиво и загадочно — Спас-на-Плесне. Плесна — это речка, над которой стояла на горе церковь.

Отец Леонид говорил нам, что церковь очень древняя, что она многое пережила за свои седые века. В дальней старине, когда на Русь нападали всякие враги, люди в ней укрывались, а потом таинственным подземным ходом, который шел под рекой, уходили в дремучие леса. А там, на этот случай, были уже готовы всякие землянки и припасы.

О церкви отец Леонид мог говорить часами. Обычно при этом он сидел на ее теплых каменных ступенях, задумчивый и какой-то светлый. И рассказывал не спеша, и каждое его слово было очень точное, веское — оно запоминалось, упадало куда-то внутрь и требовало новых слов. Таких же мудрых, спокойных, весомых.

Алешка слушал его взахлеб. Особенно про подземный ход. Где он начинается, где кончается и какие древние сокровища в нем скрываются.

— Самое главное сокровище, — с теплой улыбкой говорил отец Леонид, — вовсе не в подземелье, а в самом храме — это чудотворный образ Казанской Божией Матери. У этой иконы — удивительная судьба. В начале прошлого века ее украл некий Чайкин — известный в то время церковный тать.

— А это кто такой? — не понял Алешка.

— Вор, который церкви грабит.

— Специализация такая, — Алешка кивнул. — И не боится, что бог его накажет?

Отец Леонид коротко взглянул на него, но не ответил и продолжил свой рассказ:

— И настала тогда огромная беда для всего народа. Потому что этот образ считался покровителем Руси. Он охранял страну и ее народ от всех бед.

— Хорошо охранял? — серьезно спросил Алешка.

— Справлялся, — улыбнулся отец Леонид. — В самые лихие годы под покровительством этого святого образа были одержаны великие победы. Все полководцы давних времен брали икону в свои боевые походы, «путеводительницей своему воинству», молились перед ней «в день брани жестокой». Под благодатной ее сенью ополченцы Минина и Пожарского очистили Московское государство от поляков, гренадеры Петра Великого разбили шведов, князь Кутузов одолел Наполеона. В общем, отроки, стал чудотворный образ Казанской Божией Матери для русского народа опорой и надеждой во всей его великой и тяжкой доле… И вот когда икона исчезла, в народе появились слухи — быть беде на Руси до той поры, пока образ не будет найден и пока он не займет свое достойное место в церковной обители.

— Нашли?

— Нашли. Почти семьдесят лет искали. И на Руси, и в других странах. Нашли. — Отец Леонид не спеша, вдумчиво перекрестился. — Кстати сказать, его искали не только священнослужители, но и работники правоохранительных органов.

— Шибко верующие? — усмехнулся наш атеист.

— Не в этом дело, Алексий. А дело в том, что эта икона считалась достоянием государства. Знаешь, сколько она бы стоила на мировом аукционе?

— Знаю! — Алешка небрежно пожал плечами. — На этих международных аукционах всякие товары не меньше миллиона баксов стоят.

Отец Леонид незаметно поморщился, а потом мягко сказал:

— Алексий, некоторые вещи не следует называть товаром.

— А я виноват? — вскинулся Алешка. — Если у нас все теперь продается и покупается!

Вот так мы и беседовали тихими вечерами на теплых каменных ступенях храма Спаса-на-Плесне. Я-то больше помалкивал. А вот Лешка и отец Леонид сильно спорили, доказывали друг другу свою правоту, а потом вдруг выяснялось, что оба они по-своему были правы. Вообще же я заметил, что почти все люди спорят лишь затем, чтобы доказать свое. А вот Алешка — искренен, он спорит ради истины.

Иногда после этих разговоров мы заходили в церковь. Отец Леонид показывал нам все иконы и рассказывал, что они значат, какие важные события в православии запечатлены в них навек. А около образа Казанской Божией Матери он стоял обычно очень долго и задумчиво крестился. И лицо у него после этого становилось по-особому светлым.

Надо сказать, что на нашей будущей даче мы и дальше жили бы так же спокойно и умиротворенно. Ходили бы на рыбалку, в церковь, к соседям — позавтракать и пообедать.

Но однажды утром (мы как раз шли мимо церкви на реку) увидели, что отец Леонид сидит на ступенях, низко опустив голову.

Мы сразу поняли: что-то случилось.

— Ограбили наш храм, отроки, — упавшим голосом сказал отец Леонид. — Сегодня ночью.

— И что? — спросил я.

— Ну, что? — Отец Леонид поднял голову. — Евангелие в медном футляре взяли. Два паникадила — это напольные подсвечники. Наперсный крест. — Он тяжело вздохнул. — А самая главная беда — святой образ похитили.

— Казанский? — ахнул Алешка. — Чудотворный?

Отец Леонид тяжко кивнул.

— Милицию вызвали? — спросил я.

— Конечно. Сейчас приедут.

— Что ж? — в голосе Алешки прозвучала тревога. — Опять беды начнутся? На Святой Руси?

Отец Леонид слабо улыбнулся, пожал плечами. И не ответил.

Алешка положил ему руку на плечо и сказал:

— Не печальтесь, батюшка. Найдем мы икону. А тех, кто ее украл… — тут Алешка задумался. — А тем, кто ее украл, очень круто достанется…

В общем, кончилась наша безмятежная жизнь на как бы даче. Впрочем, забегая вперед, скажу, что все трудности этого дела и вся слава достались одному Алешке. Он сразу отстранил меня от расследования, строго и деловито сказав:

— У меня будет много работы, Дим. Надо спасать нашу Россию от всяких новых бед. А ты обеспечишь мне надежные тылы.

Я сначала про эти тылы не совсем понял: патроны ему, что ли, подносить? И потребовал разъяснений. Алешка охотно разъяснил. Обеспечивать надежные тылы — это: ходить в магазин за продуктами и на пруд за карасями, готовить трехразовое калорийное питание, убирать помещения и работать на прилегающей территории. И уточнил:

— Вот здесь всю траву выкосишь. Вот здесь мама велела грядки для апельсинов вскопать. Грибы поливать не забывай.

Хорошо, что еще березы не приказал окучивать. И отправился «на задание». Правда, в калитке обернулся, вспомнил:

— Да, Дим, траву косить надо рано утром, по росе. С первым лучом солнца.

«А посуду мыть, — добавил я про себя, — не раньше, чем в полночь, при луне».

Но если по правде, то Алешка своими указаниями не очень-то меня огорчил. Честное слово, мне как-то милее стоять у плиты, чем сидеть в засаде, и приятнее бегать по магазинам, чем за какими-то жуликами. И спокойнее, и результат приятный. Полезный и предсказуемый.

Прежде всего я навел порядок в нашем вагончике, все прибрал, вымыл, вычистил. Сходил в магазинчик в деревне и сделал всякие закупки. Даже керосин для лампы купил. И маленькое зеркальце, я его у двери повесил. И вечерами у нас стало уютно и тепло.

А Лешка тем временем вертелся возле церкви. Подслушивал, подглядывал, запоминал и делал выводы. Иногда такие смелые и неожиданные, что они оказывались совсем рядом с истиной…

Приехала милиция: участковый, следователь и эксперт. Всех сбежавшихся любопытных выпроводили из церкви и выгнали за ограду. Паршутин на это обиделся, а тетка Полинка махнула рукой: «А! Мне все равно некогда!» И куда-то умчалась — за потерянным временем, наверное. А Лешка, конечно, мгновенно познакомился с опергруппой и незаметно вклинился в ее состав.

Участковый был совсем молоденький и чем-то похожий на отца Леонида, только без бороды и без черных локонов. Они, видимо, были друзьями. Участковый называл отца Леонида «батюшка поп», а отец Леонид называл его «дядюшка мент». Следователь был постарше: дядя Коля. А эксперт (тетя Тамара) была его жена.

Они всё очень внимательно осмотрели, сели писать всякие протоколы, а эксперт Тамара ходила по церкви и пылила на разные подозрительные места какой-то белый и очень мелкий порошок — выявляла, как она терпеливо объяснила дотошному Алешке, отпечатки пальцев.

— Ну что, Том? — спросил ее следователь Коля, когда она закончила.

— Практически ничего, — ответила эксперт Тамара. — Отпечатки, конечно, есть, но скорее всего — батюшки и церковного сторожа. Но я с отпечатками еще поработаю. А вот на иконе — вообще никаких пальчиков нет. Либо их аккуратно стерли, либо работали в перчатках.

— Как — на иконе? — не выдержал Алешка. У него даже хохолок на макушке вскочил. — Ее ведь украли.

— Украли, украли. Не мешай, — оборвал его участковый. А отец Леонид терпеливо объяснил:

— Они хитрецы оказались. Они, Алексий, вынули подлинную икону и заменили ее очень хорошей копией.

— Чтобы совесть не очень мучила, да? — догадался Алешка.

— Какая там совесть! — махнул рукой отец Леонид. — Хитрость. Они рассчитывали на то, что кража иконы обнаружится не скоро. А за это время они успеют так спрятать подлинный образ, что его уже никогда не найдешь.

— А как же вы догадались?

Отец Леонид горестно вздохнул:

— Я этот светлый образ и с закрытыми глазами чувствую.

— А с открытыми?..

— Ну… Показалось вдруг, что краски какие-то другие, посвежее как бы стали. Пригляделся — сомнение взяло. А потом все ясно стало… На подлинном образе сбоку внизу скол имеется. Когда эту икону в прошлом веке в первый раз крали, то неосторожно из иконостаса выламывали и немного повредили.

Эксперт Тамара тем временем вынула поддельную икону из иконостаса и уложила в пакет.

— Сделаем экспертизу, — сказала она. — Может, она наведет нас на след.

— А как? — встрепенулся Алешка.

Тетя Тамара коротко объяснила:

— Ну… Тут много признаков. Манера письма художника. Состав и возраст красок. Возраст доски, на которой икона написана… Найдем человека, который ее писал, и выйдем на заказчика кражи. А там уж и на того, кто ее осуществил.

Не очень-то Алешка все это понял, но догадался: работа милиции предстоит долгая и кропотливая.

— Вы уж поскорей, — сказал он эксперту. — А то пока вы с красками и манерами разбираться будете, ее уже на аукционе за миллион продадут.

— Мы постараемся, — улыбнулся следователь. — А ты вообще кто такой?

— Оболенский.

— Ну, понятно, — кивнул следователь, будто эта фамилия ему все объяснила.

В общем, они еще поработали. И пришли к выводу, что в краже так или иначе замешан кто-то из местных жителей. Дело в том, что никаких следов взлома не обнаружено. Замки в дверях целы, кованые решетки на окнах — тоже. Значит, вошли жулики в церковь, используя ключи.

Тетя Тамара еще раз осмотрела замки и подтвердила:

— Никаких отмычек — двери отпирались родными ключами. Вообще-то надо бы и замки на экспертизу изъять. Но это позже.

— А вы, батюшка поп, — сказал участковый дядя Андрей, — хорошенько подумайте, кто из вашего окружения мог воспользоваться ключами.

— Сторож вне подозрения, — сразу же сказал отец Леонид. — И я тоже.

— Вот и подумайте, — сказал следователь. — Поехали в отдел, ребята. У нас времени в обрез и работы невпроворот.

— А что такое? — спросил участковый.

— Начали группировку Халитова разрабатывать.

— Давно пора.

И они пошли к машине. А Лешка еще повертелся возле отца Леонида и вдруг сказал:

— Дядя Леня, а если у жуликов есть ключи, то они опять в любое время могут снова забраться в храм и еще что-нибудь стащить.

— А ведь ты прав! — Отец Леонид, подхватив полы рясы, бросился вниз с холма. Алешка за ним. — Стойте! Стойте!

Машина остановилась.

Отец Леонид, горячо жестикулируя, высказал свои опасения.

— Предусмотрено, — успокоил его участковый. — Я пригляжу.

«И я тоже», — решил про себя Алешка.

Ближе к вечеру на входную дверь храма на всякий случай сторож Савелич приладил мощный засов. Правда, подходящего замка к нему пока не оказалось.

— Вот поеду в город, — кряхтя пообещал старик, — и куплю сюда замок вот с таким ключом, — и он во всю ширь развел руки.

Будто чем больше ключ, тем надежнее замок. А засов некоторое время оставался без дела. До одной ночной поры…

Я часто думаю, почему мой младший брат все время вмешивается в чужие дела? Почему он не остается равнодушным к чужим трудностям и бедам? И самое интересное — ответы на эти вопросы у меня получаются все время разные. А все потому, что у Лешки его принципы тоже меняются с годами. Он взрослеет. В детском саду он заступался за своих друзей, когда их, на Алешкин взгляд, незаслуженно наказывали. В школе он воевал за озорников-одноклассников, если считал, что они, что-нибудь натворив, поступили все-таки справедливо. Он и за меня не раз вступался перед родителями, когда было нужно. А вот сейчас Алешка уже страдает за всю Россию, никак не меньше. Ему, видите ли, «за державу обидно».

Да, взрослеет пацан. Но все равно остается моим младшим братом.

Правда, сам он об этом частенько забывает.

— Молодец, Дим! — похвалил он меня, когда вернулся с «задания». — Надеюсь, ты не устал? — И, не дожидаясь ответа: — Сегодня будем дежурить всю ночь.

— Еще чего!

— Разговорчики! — это он выдал маминым тоном. Я его хорошо запомнил со своих ранних лет, когда пытался отделаться от нелюбимой до ужаса овсянки. — И приготовь на всякий случай березовую дубинку покрепче.

Не слабо!

Когда стемнело, мы забрались на чердак нашего вагончика. Конечно, чердаком это низенькое помещение под крышей с узеньким окошком можно считать только условно. В прошлом году мы с Алешкой устроили себе здесь спальные места. А в этом году… А в этом году мы постоянно стукались головами о стропила. Подросли, значит, не только наши березы, но и мы сами.

Алешка захватил с собой ватное одеяло и расстелил его возле окошка. Которое больше напоминало не окно, а щель в танковой башне.

Мы улеглись и стали наблюдать. Видно отсюда было здорово. Все как на ладони. Дачный поселок с огоньками в окнах. Церковь на горе. Дальний лес. Темная, извилистая полоска реки. Уснувший пруд.

Ночь становилась все глубже и глубже. Поселок погружался в сон — все стихло, огоньки в домах погасли. Дачники ложатся пораньше. Чтобы пораньше встать и взяться за грабли, лопаты и топоры.

— Жестковато, — проворчал Алешка. — Завтра, Дим, оборудуешь здесь наблюдательный пункт. Поудобнее.

— Ага. — Я зевнул во весь рот. — Телевизор с видачком притащу. Плеер. Банку с вареньем. Кастрюльку с макаронами.

— Не зевай так смачно, — попросил Алешка, не обращая внимания на мою насмешку. — Зевота, Дим, кто-то сказал, очень заразительна. — И зевнул так, что даже зубами лязгнул.

Из-за церкви поднялась красная луна. И на ее фоне что-то беспорядочно замелькало. Какая-то шустрая мелочь.

— Жулики, что ли? — Я положил голову на руки. Глаза слипались.

— Летучие мыши, — объяснил Алешка. — Они на колокольне живут. Мне дед Савелич показывал.

Во! Он уже успел и с дедом подружиться, и на колокольню слазить.

–…Такие симпатичные, Дим, — продолжал Алешка. — Хватит зевать! Висят себе в уголочке, среди паутины, крылышки подобрали… А мордочки у них, Дим, как у маленьких поросят.

Мне эта любовь к мышкам и лягушкам, мягко говоря, не понятна. У меня от них мурашки по спине бегают. От неприязни. У Лешки — мурашки тоже бегают. Но от восторга.

А летучих мышек становилось все больше и больше. Вот уже такое стадо образовалось, что заслонило собой красную луну. Стало мне совсем темно. И я уже больше не зевал. Зеваешь, когда спать хочется. А я уже, оказывается, вовсю удовлетворял свою потребность в глубоком здоровом сне на свежем воздухе. Да на ватном одеяле.

Но я этого еще не знал. А узнал, когда Алешка чувствительно ткнул меня в бок и жарко прошептал:

— Вот он! Пошли!

Я открыл глаза. Луна была уже совсем в другом месте, и не красная, а ослепительно белая.

— Ты чего? — буркнул я.

— Дим, он там! В церкви! Я видел — там на секундочку фонарик сверкнул. Пошли! — И он потянул меня к лестнице. — Дубинку захвати! Пригодится.

Мы скатились с чердака, выскочили за калитку и побежали к церкви, спотыкаясь в темноте.

— Не пыхти! — шепнул Алешка. — Спугнешь.

По мне уж лучше спугнуть. Пока нас самих не спугнули.

— Я гляжу, Дим, — рассказывал на бегу Алешка, — и ничего не вижу. Вдруг у двери фонарик сверкнул. И опять темнота. А потом внутри он опять на секундочку зажегся. Тихо! Оставайся здесь, будешь меня подстраховывать. Если что — дубинкой по башке.

— Кого? — удивился я. — Тебя?

Алешка прыснул в кулак — будто мышка чихнула.

— Кто подвернется. Потом разберемся. Стой здесь.

Он бесшумно поднялся по ступеням к двери, прислушался и тихонько задвинул засов.

— Все! Попался!

— Кто?

— Жулик — вот кто! Беги за участковым, а я за дядей Леней.

Участковый жил неподалеку, на краю дачного поселка. Там стоял такой двойной дом — в одной половине была комната участкового для приема населения, а в другой жил он сам, со своей семьей в виде молодой жены по имени Катерина. В обеих половинах было темно.

Я постучал в жилое окошко. В доме вспыхнул свет и послышался сонный женский голос:

— Кто там?

— Дядю Андрея позовите, — сказал я. — Очень нужно!

Окно распахнулось, и в нем появилась женщина в халате.

— А его нет. Он на задании.

Вот это да! А что делать-то?

И я помчался обратно к церкви. И по дороге догнал Алешку и дядю Леню в цветастой пижаме и домашних тапочках. Они трусили рядом, как два дружных бегуна на дальние дистанции.

— Молодец, Алексий! — хвалил его на бегу дядя Леня. — Сейчас мы его схватим. Дим, а где участковый? Разбудил его?

— Он на задании. — Я пристроился к ним сзади. Как третий дружный марафонец. — Нужно звонить в милицию.

— А! — дядя Леня затормозил так, что я чуть не налетел на него. — Бежим обратно. За мобильником.

Развернулись. Побежали обратно. Разговаривая на ходу. Лешка и Леня все время на полном бегу оборачивались ко мне с разными репликами. И в конце концов они на этом полном ходу врезались в тракторный прицеп, который прямо на дороге оставил на ночь нерадивый тракторист Шурик. А я не налетел, я вперед смотрел, назад не оглядывался.

— У тебя что? — спросил отец Леонид Алешку, вставая и потирая лоб. — У меня шишка.

— У меня коленка на ноге, — сказал Алешка. — Дим, а у тебя?

«У меня голова на плечах», — хотелось мне ответить, но я сдержался и только вздохнул.

— Не будем тревожить матушку, — сказал отец Леонид возле своего дома. — Сейчас я вынесу телефон.

— Да, — посочувствовал Алешка, — пусть мирно спит старушка.

— Почему старушка? — с обидой удивился отец Леонид, он даже остановился на крыльце. — Матушка на пять лет меня моложе. — И скрылся за дверью.

Алешка так вытаращил глаза, что я это даже в темноте разглядел, и повернулся ко мне:

— Как, Дим? Матушка моложе сыночка? Так бывает, что ли?

Я пожал плечами:

— Ты у него спроси, откуда я знаю? Может, она его усыновила.

Тут появился отец Леонид, все в той же цветастой пижаме, очень красивой под лунным светом. И стал так орать в мобильник, что его молодая приемная матушка, наверное, подскочила в постели. И зажала уши. Или сунула голову под подушку.

— Сейчас приедут, — сказал нам отец Леонид. — Велели ждать здесь и приказали: «К объекту не приближаться. Преступник может быть вооружен».

Ждали мы довольно долго, сидя на его крылечке. И Алешка все допытывался у отца Леонида про его матушку. Наконец, разобрались. Оказалось, что матушка — это не мама, а жена отца Леонида.

— Ну так принято, — объяснял он. — Я, попросту говоря, поп, а она, попросту говоря, попадья. Я — батюшка, а она, значит, матушка. Понял, Алексий?

Попросту говоря, Алешка не успел ответить. На краю села засверкали мигалки и завыли «вопилки». Примчалась группа захвата. Мы побежали к церкви. Как же без нас-то!

Из машины высыпали люди в бронежилетах и в касках. Вперед выступил начальник милиции. Очень довольный, он потер руки и поднес ко рту микрофон. И загремел его голос на всю деревню:

— Предлагаю вам добровольно покинуть объект! Вы обнаружены и блокированы! Сопротивление бесполезно! Даю минуту на принятие решения! Время пошло!

В ответ — тишина.

— Вперед! — скомандовал начальник, взглянув на часы.

Двое бойцов в брониках рванулись к дверям. Лязгнул засов.

Один боец исчез внутри, другой сначала прикрыл его, а потом тоже исчез за дверью.

— Стоять! Оружие на пол! Руки за голову! — услышали мы их грозные крики.

И тут же оба бойца вывалились на паперть, держась за животы. Я сначала даже испугался, подумал, что злоумышленник, забравшийся в церковь, поразил их каким-то неведомым и бесшумным оружием. Прямо в пупки.

Но бойцы схватились за животы от хохота. Потому что следом за ними на пороге, щурясь от яркого света автомобильных фар и прожекторов, появился немного смущенный… наш молодой красавец-участковый — «дядюшка мент». Попросту говоря. Хорошо еще, что мы его только заперли, а не ахнули дубинкой по фуражке.

— Так! — мрачно сказал начальник и повернулся к отцу Леониду: — И кто все это устроил? Ложный вызов — называется это безобразие.

Отец Леонид повернулся к Алешке. А того как будто и не было. Батюшка покаянно поник головой.

— Стыдно, батюшка, — пожурил его начальник. — При вашем-то сане и такие шуточки.

— Что ж ты, батюшка поп, — укорил его и участковый. — Я ж сказал тебе, что позабочусь. В засаду, понимаешь, сел, караулил. По мне там мыши бегали. Все ноги оттоптали…

Отец Леонид чуть заметно усмехнулся в бороду, но Алешку не выдал. Он только удрученно развел руки и виновато произнес:

— Опростоволосился… Зело прискорбно…