Неточные совпадения
Нехлюдов вернулся в суд, снял пальто и пошел наверх. В
первом же
коридоре он встретил Фанарина. Он остановил его и сказал, что имеет до него дело. Фанарин знал его в лицо и по имени и сказал, что очень рад сделать всё приятное.
Как только сделан был
первый перерыв, Нехлюдов встал и вышел в
коридор с намерением уже больше не возвращаться в суд. Пускай с ним делают, что хотят, но участвовать в этой ужасной и гадкой глупости он более не может.
Из другой камеры вышли другие арестантки, и все стали в два ряда
коридора, причем женщины заднего ряда должны были класть руки на плечи женщин
первого ряда. Всех пересчитали.
Первая была камера семейных, потом большая камера холостых и в конце
коридора две маленькие камеры, отведенные для политических.
Помещение политических состояло из двух маленьких камер, двери которых выходили в отгороженную часть
коридора. Войдя в отгороженную часть
коридора,
первое лицо, которое увидал Нехлюдов, был Симонсон с сосновым поленом в руке, сидевший в своей куртке на корточках перед дрожащей, втягиваемой жаром заслонкой растопившейся печи.
Пройдя сени и до тошноты вонючий
коридор, в котором, к удивлению своему, они застали двух прямо на пол мочащихся арестантов, смотритель, англичанин и Нехлюдов, провожаемые надзирателями, вошли в
первую камеру каторжных.
Лестница, на которую князь вбежал из-под ворот, вела в
коридоры первого и второго этажей, по которым и были расположены номера гостиницы.
— Ваши рассуждения немножко длинны — назначьте час — и разойдемтесь: вы так кричите, что разбудите всех лакеев: — и точно, некоторые из них, спавшие на барских салопах в
коридоре первого яруса, начали поднимать головы…
Неточные совпадения
— Ваша комната направо по
коридору,
первая дверь, комната брата вашего — направо угловая.
Снимая в
коридоре свою гороховую шинель, украшенную воротниками разного роста, как носили во время
первого консулата, — он, еще не входя в аудиторию, начинал ровным и бесстрастным (что очень хорошо шло к каменному предмету его) голосом: «Мы заключили прошедшую лекцию, сказав все, что следует, о кремнеземии», потом он садился и продолжал: «о глиноземии…» У него были созданы неизменные рубрики для формулярных списков каждого минерала, от которых он никогда не отступал; случалось, что характеристика иных определялась отрицательно: «Кристаллизация — не кристаллизуется, употребление — никуда не употребляется, польза — вред, приносимый организму…»
Впоследствии, в минуты невольных уединений, когда я оглядывался на прошлое и пытался уловить, что именно в этом прошлом определило мой жизненный путь, в памяти среди многих важных эпизодов, влияний, размышлений и чувств неизменно вставала также и эта картина: длинный
коридор, мальчик, прижавшийся в углублении дверей с
первыми движениями разумной мечты о жизни, и огромная мундиро — автоматическая фигура с своею несложною формулой:
Начиная объяснение задаваемого урока, Егоров подходил к
первой парте и упирался в нее животом. На этот предмет ученики смазывали
первую парту мелом. Дитяткевич в
коридоре услужливо стирал белую полосу на животе Егорова, но тот запасался ею опять на ближайшем уроке.
Наутро я пошел в гимназию, чтобы узнать об участи Кордецкого. У Конахевича — увы! — тоже была переэкзаменовка по другому предмету. Кордецкий срезался
первый. Он вышел из класса и печально пожал мне руку. Выражение его лица было простое и искренне огорченное. Мы вышли из
коридора, и во дворе я все-таки не удержался: вынул конверт.