Неточные совпадения
— Да неужели существуют
законы, по которым можно сослать
человека за то, что он вместе с другими читает Евангелие?
Смех, которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд не имеет значения, если судейские могут по своему произволу применять или не применять
закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «общие вопросы», показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат и, вероятно, и друзья адвоката смотрят на вещи, и как, несмотря на всё свое теперешнее удаление от прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше чувствует себя от адвоката и
людей его круга.
Но когда прошло известное время, и он ничего не устроил, ничего не показал, и когда, по
закону борьбы за существование, точно такие же, как и он, научившиеся писать и понимать бумаги, представительные и беспринципные чиновники вытеснили его, и он должен был выйти в отставку, то всем стало ясно, что он был не только не особенно умный и не глубокомысленный
человек, но очень ограниченный и мало образованный, хотя и очень самоуверенный
человек, который едва-едва поднимался в своих взглядах до уровня передовых статей самых пошлых консервативных газет.
Речь шла только о том, имел или не имел по
закону издатель право напечатать статью фельетониста, и какое он совершил преступление, напечатав ее, — диффамацию или клевету, и как диффамация включает в себе клевету или клевета диффамацию, и еще что-то мало понятное для простых
людей о разных статьях и решениях какого-то общего департамента.
Третий разряд составляли
люди, наказанные за то, что они совершали, по их понятиям, самые обыкновенные и даже хорошие поступки, но такие, которые, по понятиям чуждых им
людей, писавших
законы, считались преступлениями. К этому разряду принадлежали
люди, тайно торгующие вином, перевозящие контрабанду, рвущие траву, собирающие дрова в больших владельческих и казенных лесах. К этим же
людям принадлежали ворующие горцы и еще неверующие
люди, обворовывающие церкви.
К этим
людям он, ближе узнав их, причислил и тех развращенных, испорченных
людей, которых новая школа называет преступным типом и существование которых в обществе признается главным доказательством необходимости уголовного
закона и наказания.
С ним случилось то, что всегда случается с
людьми, обращающимися к науке не для того, чтобы играть роль в науке: писать, спорить, учить, а обращающимися к науке с прямыми, простыми, жизненными вопросами; наука отвечала ему на тысячи равных очень хитрых и мудреных вопросов, имеющих связь с уголовным
законом, но только не на тот, на который он искал ответа.
— Я видел на суде, как товарищ прокурора всеми силами старался обвинить несчастного мальчика, который во всяком неизвращенном
человеке мог возбудить только сострадание; знаю, как другой прокурор допрашивал сектанта и подводил чтение Евангелия под уголовный
закон; да и вся деятельность судов состоит только в таких бессмысленных и жестоких поступках.
«Всё дело в том, — думал Нехлюдов, — что
люди эти признают
законом то, что не есть
закон, и не признают
законом то, что есть вечный, неизменный, неотложный
закон, самим Богом написанный в сердцах
людей.
И это не может быть иначе, потому что взаимная любовь между
людьми есть основной
закон жизни человеческой.
Одни
люди в большинстве случаев пользуются своими мыслями, как умственной игрой, обращаются с своим разумом, как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень, а в поступках своих подчиняются чужим мыслям — обычаю, преданию,
закону; другие же, считая свои мысли главными двигателями всей своей деятельности, почти всегда прислушиваются к требованиям своего разума и подчиняются ему, только изредка, и то после критической оценки, следуя тому, что решено другими.
Люди, пожившие в тюрьме, всем существом своим узнавали, что, судя по тому, что происходит над ними, все те нравственные
законы уважения и сострадания к
человеку, которые проповедываются и церковными и нравственными учителями, в действительности отменены, и что поэтому и им не следует держаться их.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели
люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки
людей, нарушающих написанные ими
законы, под статьи, и по этим статьям отправляли
людей куда-то в такое место, где они уже не видали их, и где
люди эти в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
Но на своем месте я не позволяю себе отступать от самой строгой буквы
закона, именно потому, что я —
человек и могу увлечься жалостью.
— Пожалуйста, переведите это, — сказал он Нехлюдову. — Вы поссорились и подрались, а Христос, который умер за нас, дал нам другое средство разрешать наши ссоры. Спросите у них, знают ли они, как по
закону Христа надо поступить с
человеком, который обижает нас.
—
Закон! — повторил он презрительно, — он прежде ограбил всех, всю землю, всё богачество у
людей отнял, под себя подобрал, всех побил, какие против него шли, а потом
закон написал, чтобы не грабили да не убивали. Он бы прежде этот
закон написал.
— Не всегда, не говорите этого, не всегда! — возразил сенатор, все более и более принимая величавую позу. — Допуская, наконец, что во всех этих рассказах, как во всякой сплетне, есть малая доля правды, то и тогда раскапывать и раскрывать, как вот сами вы говорите, такую грязь тяжело и, главное, трудно… По нашим
законам человек, дающий взятку, так же отвечает, как и берущий.
Неточные совпадения
Городничий. Да, таков уже неизъяснимый
закон судеб: умный
человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Когда
человек и без
законов имеет возможность делать все, что угодно, то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого
законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я
человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Есть
законы мудрые, которые хотя человеческое счастие устрояют (таковы, например,
законы о повсеместном всех
людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны; есть
законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!); и есть, наконец,
законы средние, не очень мудрые, но и не весьма немудрые, такие, которые, не будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны в смысле наилучшего человеческой жизни наполнения.
— Я даже изобразить сего не в состоянии, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — обращался он к купчихе Распоповой, — что бы я такое наделал и как были бы сии
люди против нынешнего благополучнее, если б мне хотя по одному
закону в день издавать предоставлено было!