Неточные совпадения
Нехлюдов
был очень робок с женщинами, но именно эта-то его робость и вызвала в этой замужней женщине
желание покорить его.
Да и не за чем
было, так как не
было уже ни той силы убеждения, ни той решимости, ни того тщеславия и
желания удивить, которые
были в молодости.
У него не
было не только
желания физического обладания ею, но
был ужас при мысли о возможности такого отношения к ней.
Они стояли за углом сеней на стаявшем сухом месте, и он весь
был полон мучительным, неудовлетворенным
желанием.
Дорогой нельзя
было курить, так что Маслова с тем же неудовлетворенным
желанием курения подошла к острогу.
Она решила, что сделает так. Но тут же, как это и всегда бывает в первую минуту затишья после волнения, он, ребенок — его ребенок, который
был в ней, вдруг вздрогнул, стукнулся и плавно потянулся и опять стал толкаться чем-то тонким, нежным и острым. И вдруг всё то, что за минуту так мучало ее, что, казалось, нельзя
было жить, вся злоба на него и
желание отомстить ему хоть своей смертью, — всё это вдруг отдалилось. Она успокоилась, оправилась, закуталась платком и поспешно пошла домой.
Нехлюдову вспомнилось всё это и больше всего счастливое чувство сознания своего здоровья, силы и беззаботности. Легкие, напруживая полушубок, дышат морозным воздухом, на лицо сыплется с задетых дугой веток снег, телу тепло, лицу свежо, и на душе ни забот, ни упреков, ни страхов, ни
желаний. Как
было хорошо! А теперь? Боже мой, как всё это
было мучительно и трудно!..
На другой день после посещения Масленникова Нехлюдов получил от него на толстой глянцовитой с гербом и печатями бумаге письмо великолепным твердым почерком о том, что он написал о переводе Масловой в больницу врачу, и что, по всей вероятности,
желание его
будет исполнено.
Было подписано: «любящий тебя старший товарищ», и под подписью «Масленников»
был сделан удивительно искусный, большой и твердый росчерк.
Он шел исполнить то
желание крестьян, об исполнении которого они и не смели думать, — отдать им за дешевую цену землю, т. е. он шел сделать им благодеяние, а ему
было чего-то совестно.
— Да ведь народ бедствует. Вот я сейчас из деревни приехал. Разве это надо, чтоб мужики работали из последних сил и не
ели досыта, а чтобы мы жили в страшной роскоши, — говорил Нехлюдов, невольно добродушием тетушки вовлекаемый в
желание высказать ей всё, что он думал.
И мыслью пробежав по всем тем лицам, на которых проявлялась деятельность учреждений, восстанавливающих справедливость, поддерживающих веру и воспитывающих народ, — от бабы, наказанной за беспатентную торговлю вином, и малого за воровство, и бродягу за бродяжничество, и поджигателя за поджог, и банкира за расхищение, и тут же эту несчастную Лидию за то только, что от нее можно
было получить нужные сведения, и сектантов за нарушение православия, и Гуркевича за
желание конституции, — Нехлюдову с необыкновенной ясностью пришла мысль о том, что всех этих людей хватали, запирали или ссылали совсем не потому, что эти люди нарушали справедливость или совершали беззакония, а только потому, что они мешали чиновникам и богатым владеть тем богатством, которое они собирали с народа.
С тех пор они оба развратились: он — военной службой, дурной жизнью, она — замужеством с человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не любил всего того, что
было когда-то для нее с Дмитрием самым святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления к нравственному совершенствованию и служению людям, которыми она жила когда-то, одному, понятному ему, увлечению самолюбием,
желанием выказаться перед людьми.
Другое же дело, отдача земли крестьянам,
было не так близко ее сердцу; но муж ее очень возмущался этим и требовал от нее воздействия на брата. Игнатий Никифорович говорил, что такой поступок
есть верх неосновательности, легкомыслия и гордости, что объяснить такой поступок, если
есть какая-нибудь возможность объяснить его, можно только
желанием выделиться, похвастаться, вызвать о себе разговоры.
Были среди них люди, ставшие революционерами потому, что искренно считали себя обязанными бороться с существующим злом; но
были и такие, которые избрали эту деятельность из эгоистических, тщеславных мотивов; большинство же
было привлечено к революции знакомым Нехлюдову по военному времени
желанием опасности, риска, наслаждением игры своей жизнью — чувствами, свойственными самой обыкновенной энергической молодежи.
Наружно Нехлюдов выказал равнодушие, но в душе он далеко не
был равнодушен к Новодворову. Эти слова Новодворова, его очевидное
желание сказать и сделать неприятное нарушили то благодушное настроение, в котором находился Нехлюдов. И ему стало уныло и грустно.
И всего более удивительно было то, что Варвара, такая покорная, умеренная во всем, любящая серьезно, но не навязчиво, становится для него милее с каждым днем. Милее не только потому, что с нею удобно, но уже до того милее, что она возбуждает в нем
желание быть приятным ей, нежным с нею. Он вспоминал, что Лидия ни на минуту не будила в нем таких желаний.
Неточные совпадения
Городничий. Также, если
будет ваше
желание, оттуда в уездное училище, осмотреть порядок, в каком преподаются у нас науки.
Коли вы больше спросите, // И раз и два — исполнится // По вашему
желанию, // А в третий
быть беде!» // И улетела пеночка // С своим родимым птенчиком, // А мужики гуськом // К дороге потянулися // Искать столба тридцатого.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное
желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете
быть возможно.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что
было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих
желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Он, столь мужественный человек, в отношении ее не только никогда не противоречил, но не имел своей воли и
был, казалось, только занят тем, как предупредить ее
желания.