Неточные совпадения
Вымыв душистым
мылом руки, старательно вычистив щетками отпущенные ногти и обмыв у большого мраморного умывальника себе лицо и толстую шею, он пошел еще
в третью комнату у спальни, где приготовлен был душ.
«И извозчики знают о
моих отношениях к Корчагиным», подумал Нехлюдов, и нерешенный вопрос, занимавший его постоянно
в последнее время: следует или не следует жениться на Корчагиной, стал перед ним, и он, как
в большинстве вопросов, представлявшихся ему
в это время, никак, ни
в ту ни
в другую сторону, не мог решить его.
— Ну, здравствуйте,
мой друг, садитесь и рассказывайте, — сказала княгиня Софья Васильевна с своей искусной, притворной, совершенно похожей на натуральную, улыбкой, открывавшей прекрасные длинные зубы, чрезвычайно искусно сделанные, совершенно такие же, какими были настоящие. — Мне говорят, что вы приехали из суда
в очень мрачном настроении. Я думаю, что это очень тяжело для людей с сердцем, — сказала она по-французски.
«Как хорошо! Как хорошо, Боже
мой, как хорошо!» говорил он про то, что было
в его душе.
— Ай, девка, хороша, — говорил один. — Тетеньке
мое почтение, — говорил другой, подмигивая глазом. Один, черный, с выбритым синим затылком и усами на бритом лице, путаясь
в кандалах и гремя ими, подскочил к ней и обнял ее.
— Ах, Боже
мой, какая жалость! — сказала Аграфена Петровна. —
В чем же она судилась?
Особенная эта служба состояла
в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе
мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе
мой, Иисусе
мой краснейший, к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех, спасе
мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
— Да, вот тебе и правый суд, ils n’en font point d’autres, [иного они не творят,] — сказал он для чего-то по-французски. — Я знаю, ты не согласен со мною, но что же делать, c’est mon opinion bien arrêtée, [это
мое твердое убеждение,] — прибавил он, высказывая мнение, которое он
в разных видах
в продолжение года читал
в ретроградной, консервативной газете. — Я знаю, ты либерал.
— И
в мыслях, барин, не было. А он, злодей
мой, должно, сам поджег. Сказывали, он только застраховал. А на нас с матерью сказали, что мы были, стращали его. Оно точно, я
в тот раз обругал его, не стерпело сердце. А поджигать не поджигал. И не был там, как пожар начался. А это он нарочно подогнал к тому дню, что с матушкой были. Сам зажег для страховки, а на нас сказал.
— Да с
моего двора рублей 17
в треть сходит. Ох, не дай Бог, житье, и сам не знаешь, как оборачиваешься!
— Ребеночка, батюшка
мой, я тогда хорошо обдумала. Она дюже трудна была, не чаяла ей подняться. Я и окрестила мальчика, как должно, и
в воспитательный представила. Ну, ангельскую душку что ж томить, когда мать помирает. Другие так делают, что оставят младенца, не кормят, — он и сгаснет; но я думаю: что ж так, лучше потружусь, пошлю
в воспитательный. Деньги были, ну и свезли.
— Да ведь она приговорена
в каторгу. Я затем приехал, чтобы хлопотать об отмене этого решения. Это
мое первое дело к вам.
Да,
мой милый cousin Левушка
в Сенате.
— Вы знаете, отчего барон — Воробьев? — сказал адвокат, отвечая на несколько комическую интонацию, с которой Нехлюдов произнес этот иностранный титул
в соединении с такой русской фамилией. — Это Павел за что-то наградил его дедушку, — кажется, камер-лакея, — этим титулом. Чем-то очень угодил ему. — Сделать его бароном,
моему нраву не препятствуй. Так и пошел: барон Воробьев. И очень гордится этим. А большой пройдоха.
Когда меня после допроса раздели, одели
в тюремное платье за №, ввели под своды, отперли двери, толкнули туда и заперли на замок и ушли, и остался один часовой с ружьем, который ходил молча и изредка заглядывал
в щелку
моей двери, — мне стало ужасно тяжело.
Последнее перед отъездом
в Петербург было записано: «Катюша не хочет
моей жертвы, а хочет своей.
Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо пожарного часового, вошел на двор участка. На дворе теперь пожарные уже кончили
мыть дроги, и на их месте стоял высокий костлявый брандмайор с синим околышем и, заложив руки
в карманы, строго смотрел на буланого с наеденной шеей жеребца, которого пожарный водил перед ним. Жеребец припадал на переднюю ногу, и брандмайор сердито говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
— Ты говоришь о
моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он говорил об этом. — Она не хочет
моей жертвы и сама жертвует, для нее,
в ее положении, очень многим, и я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
— Да мне удобнее, я с Тарасом вместе, — сказал он. — Да вот еще что, — прибавил он, — до сих пор я еще не отдал
в Кузминском землю крестьянам, так что
в случае
моей смерти твои дети наследуют.
Приехал я, братец ты
мой,
в город.
—
Мое дело сказать вам, и я сказал, что вы дурно поступили, — сказал Симонсон, глядя пристально
в лицо офицера из-под своих густых бровей.
— Дело
мое к вам
в следующем, — начал Симонсон, когда-тo они вместе с Нехлюдовым вышли
в коридор.
В коридоре было особенно слышно гуденье и взрывы голосов среди уголовных. Нехлюдов поморщился, но Симонсон, очевидно, не смущался этим. — Зная ваше отношение к Катерине Михайловне, — начал он, внимательно и прямо своими добрыми глазами глядя
в лицо Нехлюдова, — считаю себя обязанным, — продолжал он, но должен был остановиться, потому что у самой двери два голоса кричали враз, о чем-то споря...
— Так дело
мое в том, — повторил Симонсон, — что, зная ваше отношение к Катерине Михайловне, я считаю себя обязанным объявить вам
мое отношение к ней.
— С
моей стороны вопрос решен окончательно. Я желал сделать то, что считаю должным, и, кроме того, облегчить ее положение, но ни
в каком случае не желаю стеснять ее.
—…облегчить ее положение, — продолжал Симонсон. — Если она не хочет принять вашей помощи, пусть она примет
мою. Если бы она согласилась, я бы просил, чтобы меня сослали
в ее место заключения. Четыре года — не вечность. Я бы прожил подле нее и, может быть, облегчил бы ее участь… — опять он остановился от волненья.
— Другая
моя просьба, — продолжал Нехлюдов, — касается политического арестанта, идущего
в этой же партии.
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги
мои, если изволите знать, положены
в приказ общественного призрения.
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние
мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже
мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту.
Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.