Неточные совпадения
— Вот
видите ли, моя милая
княжна и кузина, Катерина Семеновна, — продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, — в такие минуты, как теперь, обо всем надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Больного так обступили доктора,
княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно-желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он
видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и
увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею
княжной.
— Ну, сударыня, — начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела
княжна, так что
княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески-едким запахом отца, который она так давно знала. — Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь
видеть, угол abc…
Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у
княжны мутилось в глазах, она ничего не
видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Но
княжна никогда не
видела хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе.
— Et moi qui ne me doutais pas!… — восклицала
княжна Марья. — Ah! André, je ne vous voyais pas. [А я и не подозревала!.. Ах, Андрей, я и не
видела тебя.]
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не
видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m-lle Bourienne,
княжна Марья и княгиня. Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с-глазу-на-глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
— Чтò такое, чтò? — спрашивали княгиня и
княжна,
увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
[Вот Мари!]
Княжна Марья
видела всех и подробно
видела.
Она
видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде
княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не
видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала...
— Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя
видеть, очень рад тебя
видеть. Поди к себе,
княжна, поди, — говорил старый князь. — Очень, очень рад тебя
видеть, — повторял он, обнимая князя Василья.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки
княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с тою подлою шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо
видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного его.
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что-то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали
видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она
видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она
видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно
видела, что какой-то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другою свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой-то знакомый, как показалось
княжне Марье, голос, говорил что-то.
В ту минуту, как он входил, он
увидел, что нянька с испуганным видом спрятала что-то от него, и что
княжны Марьи уже не было у кроватки.
— Мой друг, — послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот
княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что́ он
видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
— Вот
увидишь сестру,
княжну Марью.
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старою мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив.
Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что
видели, что ей было не до их разговоров. Граф Растопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
— Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня.
Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу…
видит Бог не знал, — повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что
княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что̀ ей делать. Одна m-llе Bourienne приятно улыбалась.
— Прошу извинить, прошу извинить!
Видит Бог не знал, — пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. М-llе Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и
княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что̀ им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер
видел по лицу
княжны Марьи, что она была рада и тому, что̀ случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
Старик казался оживленнее обыкновенного.
Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из-за сочувствия к брату, Пьер
видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенною деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m-lle Bourienne. Вид его и холодный тон с
княжной Марьей как будто говорили ей: «Вот
видишь, ты выдумала на меня, налгала князю Андрею про отношения мои к этой француженке и поссорила меня с ним; а ты
видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Княжна Марья
видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что ее отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
На другой день после отъезда Николушки, старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать к главнокомандующему. Коляска уже была подана.
Княжна Марья
видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым.
Княжна Марья сидела у окна, прислушиваясь к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Хотя он и не говорил, но
княжна Марья
видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него.
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог
видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи-то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно бежавшая за нею, вдруг как бы испугавшись вида своей барышни остановилась.
— Сейчас, иду, иду, — поспешно заговорила
княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что̀ она имела сказать, и, стараясь не
видеть Дуняши, побежала к дому.
Все прежние столкновения с нею, ревность к ней вспомнились
княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m-lle Bourienne, не мог ее
видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые
княжна Марья в душе своей делала ей.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту!» думала
княжна Марья. — «И надо было его сестре отказать князю Андрею!» И во всем этом
княжна Марья
видела волю Провиденья.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которою он проводил всё время. Соня одна распоряжалась практическою стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива всё это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о
княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече
княжны Марьи с Nicolas она
видела Промысл Божий.
— Вы его
видели, тетушка? — сказала
княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
В мужчинах Ростов терпеть не мог
видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в
княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но
княжна Марья
видела по его лицу, что он знал и думал это.
— Где он? Можно его
видеть, можно? — спросила
княжна.
У
княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги.
Княжна оглянулась и
увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
— André, ты хоч… — вдруг сказала
княжна Марья содрогнувшимся голосом, — ты хочешь
видеть Николушку? Он всё время вспоминал о тебе.
Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять всё значение той сцены, которую он
видел между отцом,
княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь.
Это-то было то, чтò случилось с ним за два дня до приезда
княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, чтò говорил доктор: она
видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они
видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и, не переставая, говорила с ней, говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени
княжны передал Пьеру, что она очень рада
видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
— Она приехала гостить ко мне, — сказала
княжна Марья. — Граф и графиня будут на-днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было
видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
— Но вы точно
видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? — сказала
княжна Марья.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь
видела другое, чтò поглощало всё ее внимание; она
видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И эта в первый раз пришедшая ей мысль наполняла ее душу радостию.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не
видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер
видел Анну Семеновну.
— Я думаю о том, чтò вы мне сказали, — отвечала
княжна Марья. — Вот чтò я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей о любви… —
Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день
видела, по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, еслиб ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
Как ни понятен, как ни трогателен был для
княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было
видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили
княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.