Неточные совпадения
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он
сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный
вопрос трудно было ответить что-нибудь другое, чем то, что́ ответил князь Андрей.
— Да, сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на
вопрос, которого никто ей не
делал, но который постоянно занимал ее. — Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
Живо представились ему случайные
вопросы, которые могли быть ему сделаны, и те ответы, которые он
сделает на них.
Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему
сделали несколько
вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
Князь Андрей отвечал. После этого
вопроса следовали другие, столь же простые
вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы
сделать известное количество
вопросов. Ответы же на эти
вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что-то на
вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое-то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что́
делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
И едва она
сделала этот
вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй.
В ту самую секунду, как Пьер
сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что
вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на
вопросы, которые ему
делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно-изменившееся и неожиданно восторженно-нежное выражение лица Долохова.
Всю дорогу Вилларский молчал. На
вопросы Пьера, что́ ему нужно
делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Чей-то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны)
сделал ему
вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п.
Что́ же мне
делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные
вопросы.
— Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, с тою же насмешливою, уверенною улыбкой продолжал Наполеон. — Чего я не могу понять, — сказал он, — это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу
сделать то же? — с
вопросом обратился он к Балашеву, и очевидно это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
«Поступить в военную службу и ехать в армию, или дожидаться?» в сотый раз задавал себе Пьер этот
вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал
делать пасьянс.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это
сделать, и что Бородинское побоище 80-ти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, — как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение
вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался
вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите,
делайте, что́ хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что́ они
делали, бросить всё и побежать куда попало.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении
вопросов движения, допуская бесконечно-малые величины, т. е. такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность) тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не
делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой,
делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком-то и таком-то сражении, представляются
вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так-то и так-то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставив Москву и т. д.
Вопрос состоял для него теперь только в том: «неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это
сделал?
Императрица же Елизавета Алексеевна на
вопрос о том, какие ей угодно
сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом, изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может
делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, чтò лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и вероятно он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой-то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими,
делали с той, мнимо-превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которою обыкновенно обращаются с подсудимыми,
вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Кроме того Пьер испытал то же, чтò во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего
делали ему все эти
вопросы.
На
вопрос, чтò он
делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu’il avait sauvé des flammes. [спасенного им из пламени.]
Княжна Марья испуганно-вопросительно смотрела в его лицо, не понимая, почему он не отвечал на главный
вопрос: чтò брат? М-llе Bourienne
сделала этот
вопрос за княжну.
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти
вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот-то, и тот-то, не
сделали таких-то и таких-то маневров.
— Ах как хорошо! Как славно! — говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. — Ах как хорошо, как славно! — И по старой привычке он
делал себе
вопрос: ну а потом чтó? чтó я буду
делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах как славно!
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих
вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким-то неизвестным ему самому законам, решавший, чтò было нужно и чего не нужно
делать.
На все
вопросы, которые ему
делали, — важные или самые ничтожные, — спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
— Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? — сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что,
делая этот
вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они может быть не имели.
Не только ее взгляд, но восклицания и короткие
вопросы, которые она
делала, показывали Пьеру, что из того, чтò он рассказывал, она понимала именно то, чтò он хотел передать.
«Так я не ошибалась» подумала графиня Марья: «и за чтò он на меня сердится?» В тоне, которым он отвечал ей, графиня Марья слышала недоброжелательство к себе и желание прекратить разговор. Она чувствовала, что ее слова были неестественны; но она не могла удержаться, чтобы не
сделать еще несколько
вопросов.
Странность и комизм этих ответов вытекают из того, что новая история подобна глухому человеку, отвечающему на
вопросы, которых никто ему не
делает.
То же
делают естественные науки: оставляя
вопрос о причине, они отыскивают законы.