Неточные совпадения
Проводив одного гостя,
граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена
руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправлял редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил
руки вокруг вбежавшей девочки.
— Вы, графинюшка, мотовка известная, — проговорил
граф и, поцеловав у жены
руку, ушел опять в кабинет.
— Имениннице дорогой с детками, — сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. — Ты что, старый греховодник, — обратилась она к
графу; целовавшему ее
руку, — чай, скучаешь в Москве? собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подростут… — она указывала на девиц, — хочешь — не хочешь, надо женихов искать.
Граф с шутливою вежливостью, как-то по-балетному, подал округленную
руку Марье Дмитриевне.
Но зато, ежели
граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении
рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости.
Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался
граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па́, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою
рукою среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи.
— Я тебе скажу больше, — продолжал князь Василий, хватая ее за
руку, — письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, — князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, — и вскроют бумаги
графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
Ни
рука, ни один мускул лица
графа не дрогнули.
В то время как
графа переворачивали, одна
рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее.
Заметил ли
граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную
руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную
руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на
руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием.
— Вот это так,
граф, — поворачиваясь, крикнул штаб-ротмистр, ударяя его большою
рукою по плечу.
Со смерти
графа Безухова он не выпускал из
рук Пьера.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы
графу было передано письмо, на адресе которого он узнал
руку сына. Получив письмо,
граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на-цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что́ делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к
графу и застала его с письмом в
руках рыдающим и вместе смеющимся.
— C’est fait! [Готово!] — сказала она
графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной
руке табакерку с портретом, в другой — письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав
графа, она протянула к нему
руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову.
—
Граф,
граф! — кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, —
граф, я в правую
руку ранен (говорил он, показывая кисть
руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте.
Граф, держу шпагу в левой
руке: в нашей породе фон Бергов,
граф, все были рыцари.
— Так, так! — закричал
граф, и весело схватив сына за обе
руки, закричал: — Так вот же что́, попался ты мне!
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца-сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый
граф подошел к ним и пожал
руку Долохову.
Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими
руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на
графа, подносившего его.
— Ну!… — сказал старый
граф, разводя
руками и бессильно опустился на диван.
—
Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за
руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайною, странною белизной продолговатого лица.
— Графинюшка, — послышался голос
графа из-за двери. — Ты не спишь? — Наташа вскочила босиком, захватила в
руки туфли и убежала в свою комнату.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в
руке табакерку.
Прислушавшись несколько секунд молча,
граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо
графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель;
граф тоже вздохнул и, заметив в своей
руке табакерку, открыл ее и достал щепоть.
Да раздевайся же скорее, — крикнула она на
графа, хотевшего подойти к ее
руке.
Когда уже
граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за
руки и, тяжело вздохнув, сказала...
— Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! — сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно, — в моем доме, — мерзавка-девчонка, только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от
графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову
руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
С другой стороны сидел, облокотивши на
руку свою широкую с смелыми чертами и блестящими глазами голову,
граф Остерман-Толстой и казался погруженным в свои мысли.
Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлении знали, что Москва будет в
руках неприятеля, так же как знал это и
граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
Пьер вошел в кабинет
графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза
рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что-то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
Проснувшись утром 1-го числа,
граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только что заснувшую графиню, и в своем лиловом, шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы увязанные стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком-денщиком и с молодым, бледным офицером с подвязанною
рукой. Дворецкий, увидав
графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтоб они удалились.
Граф замахал
руками, и ничего не сказав, вышел из комнаты.
Берг сидел подле графини и родственно-почтительно утешал ее.
Граф с трубкой в
руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря, ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом
граф стал обнимать Мавру Кузьминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его
руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что-то неясное, ласково-успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
Граф велел подавать лошадей, чтоб ехать в Сокольники и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив
руки, сидел в своем кабинете.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти
рук вместе пред животом и немного согнувшись. Исхудалое с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах
графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на
графа, как бы желая что-то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но
граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый
граф Растопчин, взяв в
руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутою
рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтоб узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
Неточные совпадения
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а
граф Беззубов. Но дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому судьба вашей сестры теперь в
руках этого Landau, иначе
графа Беззубова.
Услыхав с другой стороны подъезда шаги, всходившие на лестницу, обер-кельнер обернулся и, увидав русского
графа, занимавшего у них лучшие комнаты, почтительно вынул
руки из карманов и, наклонившись, объяснил, что курьер был и что дело с наймом палаццо состоялось.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на
графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не
граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он
рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— За этот вопрос дайте еще
руку. Я опять прежний Райский и опять говорю вам: любите, кузина, наслаждайтесь, помните, что я вам говорил вот здесь… Только не забывайте до конца Райского. Но зачем вы полюбили…
графа? — с улыбкой, тихо прибавил он.
— Татьяна Марковна остановила его за
руку: «Ты, говорит, дворянин, а не разбойник — у тебя есть шпага!» и развела их. Драться было нельзя, чтоб не огласить ее. Соперники дали друг другу слово:
граф — молчать обо всем, а тот — не жениться… Вот отчего Татьяна Марковна осталась в девушках… Не подло ли распускать такую… гнусную клевету!