Неточные совпадения
Мне казалось, что у него
было всегда прекрасное
сердце, а это то качество, которое я более всего ценю
в людях.
Беспрестанно он слышал слова: «С вашею необыкновенною добротой» или «при вашем прекрасном
сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он
был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда,
в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен.
— Не правда ли, она восхитительна? — сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. — Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от
сердца! Счастлив
будет тот, чьею она
будет! С нею самый несветский муж
будет невольно занимать самое блестящее место
в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, — и Анна Павловна отпустила Пьера.
«Потом, чтó же я
буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4-й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему, не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием
в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего
в том же положении нерешительности государя.
И сто́ит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду
в сравнении с вечностью?» — Но
в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и
в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к
сердцу, и должен
был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи.
По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших
в доме князя, видна
была одна какая-то общая забота, смягченность
сердца и сознание чего-то великого, непостижимого, совершающегося
в ту минуту.
— Ну, Денисов другое дело, — отвечал Николай, давая чувствовать, что
в сравнении с Долоховым даже и Денисов
был ничто, — надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое
сердце!
Николай понял, что что-то должно
было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью
сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда,
в обращении с ними обоими.
Он с замиранием
сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда
в руках моих не
будет карты».
«
В наших храмах мы не знаем других степеней, — читал «великий мастер, — кроме тех, которые находятся между до«бродетелью и пороком. Берегись делать какое-нибудь разли«чие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, «кто бы он ни
был, настави заблуждающегося, подними упа«дающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. «
Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех
сердцах огнь «добродетели. Дели счастие с ближним твоим, и да не возмутит «никогда зависть чистого сего наслаждения.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица», думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к
сердцу при этой мысли. — «Упаду
в ноги и
буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость
есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
И как будто боясь, чтоб она не сумела как-нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: — И не думайте, чтоб я это сказал вам
в минуту
сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это
будет — разойтись, поищите себе места!…
Наташа чувствовала себя
в эту минуту такою размягченною и разнеженною, что ей мало
было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно
было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми
было полно ее
сердце.
— Ежели бы я
был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, — сказал он и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась
в его
сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то значит давно мне надо
было наказать», подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится
в армии.
Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила
в голову та простая мысль, что им не может
быть известна та болезнь, которою страдала Наташа, как не может
быть известна ни одна болезнь, которою одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи,
сердца, нервов и т. д., записанную
в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов.
«Боже отец наших! Помяни щедроты Твоя и милости яже от века
суть; не отвержи нас от лица Твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих, презри беззакония и грехи наша.
Сердце чисто созижди
в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою
в Тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг к другу любовью, вооружи единодушием на праведное защищение одержания еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима Твоего, и просила Бога с тою нежностью и размягченностью, которою
было переполнено ее
сердце; но не понимала хорошенько. о чем она просила Бога
в этой молитве.
Потом он отвернулся с
сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Всё ценное и дорогое
было отвезено
в Богучарово. Хлеб, до 100 четвертей, тоже
был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен — войсками. Мужики разорены, некоторые ушли тоже
в Богучарово, малая часть остается.
— Peut-être que le coeur n'était pas de la partie, [Говорят, что он покраснел как барышня, которой бы прочли Жоконду,
в то время как говорил ему: «государь и отечество награждают вас этою честью». — Может
быть,
сердце не вполне участвовало,] — сказала Анна Павловна.
Вот оно то, чтò я тебе говорил — эти господа-немцы завтра не выиграют сражения, а только нагадят, сколько их сил
будет, потому что
в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а
в сердце нет того, чтò одно только и нужно на завтра, то, чтò
есть в Тимохине.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен, на своей даче на Каменном Острову, ей
был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными, блестящими глазами, обворожительный m-r de Jobert, un Jésuite à robe courte, [г-н Жобер, иезуит
в коротком платье,] который долго
в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к Богу, к Христу, к
сердцу Божьей Матери и об утешениях, доставляемых
в этой и
в будущей жизни единою истинною, католическою религией.
Как ни свежо
было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось
в его
сердце.
Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее
будет жить до конца жизни это страшное воспоминание
в его
сердце.
— Mon cher, mon cher [Дружок мой], как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с
сердцем, какая жизнь для нее
будет? Мать
в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Наташа смотрела на нее, но, казалось,
была в страхе и сомнении — сказать или не сказать всё то, чтò она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими
в самую глубь ее
сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Когда прошел смех, овладевший им при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика и что-то кольнуло его
в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии с тем, чтобы не
быть недостойным того общества,
в котором он находился.
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым
сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти
в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких-нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не
в свое дело. Она чувствовала, что у него
был особый мир, страстно им любимый, с какими-то законами, которых она не понимала.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на
сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается
в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго
сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и
было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно,
в его воле; по крайней мере, я
буду спокоен
в сердце.
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько
в семинарии, // Где
было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро
в сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Батрачка безответная // На каждого, кто чем-нибудь // Помог ей
в черный день, // Всю жизнь о соли думала, // О соли
пела Домнушка — // Стирала ли, косила ли, // Баюкала ли Гришеньку, // Любимого сынка. // Как сжалось
сердце мальчика, // Когда крестьянки вспомнили // И
спели песню Домнину // (Прозвал ее «Соленою» // Находчивый вахлак).