Неточные совпадения
Граф, судя по мнимой
болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что-нибудь случиться; но ему так страшно было
думать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного
не было и только тужил
о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она
думала о невозвратимости смерти и
о той своей душевной мерзости, которой она
не знала до сих пор, и которая выказалась во время
болезни ее отца.
— А я научу. Будем играть в рамс… Я ужасно люблю. А вам необходимо развлечься немного, чтобы
не думать о болезни. Сегодня у нас что? Да, равноденствие… Скоро весна, на дачу поедем, а пока в картишки поиграем. Мне одной-то тоже не весело. Сидишь-сидишь, и одурь возьмет. Баб я терпеть не могу, а одной скучно… Я вас живо выучу. Как жаль, что сегодня карт не захватила с собой, а еще думала… Этакая тетеря…
Неточные совпадения
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему
о воскресении Лазаря. В начале каторги он
думал, что она замучит его религией, будет заговаривать
о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу
не заговаривала об этом, ни разу даже
не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей
болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и
не раскрывал.
Голицын был удивительный человек, он долго
не мог привыкнуть к тому беспорядку, что когда профессор болен, то и лекции нет; он
думал, что следующий по очереди должен был его заменять, так что отцу Терновскому пришлось бы иной раз читать в клинике
о женских
болезнях, а акушеру Рихтеру — толковать бессеменное зачатие.
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с другом Гарибальди, друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с лордом Шефсбюри и с еще большим его другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном… Испугался Фергуссон, ничего
не боявшийся, за ближнего и пишет письмо за письмом
о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга испугался Гладстон. Кто мог
думать, какая пропасть любви и сострадания лежит иной раз под портфелем министра финансов?..
Эта странная обстановка смущает больных, и, я
думаю, ни один сифилитик и ни одна женщина
не решится говорить
о своей
болезнь в присутствии этого надзирателя с револьвером и мужиков.
Вообще неожиданно заваривалась одна из тех историй,
о которых никто
не думал сначала как
о деле серьезном: бывают такие сложные
болезни, которые начинаются с какой-нибудь ничтожной царапины или еще более ничтожного прыща.