Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые,
темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Притом, как это встречается нередко, среди этой оборванной и
темной толпы несчастливцев встречались лица, которые по уму и талантам могли бы сделать честь избраннейшему обществу зáмка, но не ужились в нем и предпочли демократическое общество униатской часовни.
Постоялка отрицательно качала головой — это с ещё большей силою будило в нём суровые воспоминания. Горячась, он размахивал в воздухе рукою, точно очищал дорогу всему дурному и злому, что издали шло на него
тёмною толпою, и, увлекаясь, говорил ей, как на исповеди:
Ночами, оставаясь один на один с собой, он, крепко закрыв глаза, представлял себе
темную толпу людей, страшную огромностью своей.
Неточные совпадения
Пение удалялось, пятна флагов
темнели, ветер нагнетал на людей острый холодок; в
толпе образовались боковые движения направо, налево; люди уже, видимо, не могли целиком влезть в узкое горло улицы, а сзади на них все еще давила неисчерпаемая масса, в сумраке она стала одноцветно черной, еще плотнее, но теряла свою реальность, и можно было думать, что это она дышит холодным ветром.
Двумя валами на площадь вливалась
темная, мохнатая
толпа, подкатываясь к стене Кремля, к Спасским и Никольским воротам.
Мы отправились на холм, где были вчера, к кумирне. По дороге встретили
толпу крестьян с прекрасными,
темными и гладкими, претолстыми бамбуковыми жердями, на которых таскают тяжести.
Но чудеснейшие, обильнейшие темно-русые волосы,
темные соболиные брови и прелестные серо-голубые глаза с длинными ресницами заставили бы непременно самого равнодушного и рассеянного человека, даже где-нибудь в
толпе, на гулянье, в давке, вдруг остановиться пред этим лицом и надолго запомнить его.
Но уже доктор входил — важная фигура в медвежьей шубе, с длинными
темными бакенбардами и с глянцевито выбритым подбородком. Ступив через порог, он вдруг остановился, как бы опешив: ему, верно, показалось, что он не туда зашел: «Что это? Где я?» — пробормотал он, не скидая с плеч шубы и не снимая котиковой фуражки с котиковым же козырьком с своей головы.
Толпа, бедность комнаты, развешанное в углу на веревке белье сбили его с толку. Штабс-капитан согнулся перед ним в три погибели.