Неточные совпадения
—
Ну,
что у
вас земство, как? — спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.
—
Ну,
что, maman,
вы совершенно здоровы? — повторил он, обращаясь к матери.
— Он всё не хочет давать мне развода!
Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как
вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел;
вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому
что состояние мне нужно мое.
Вы понимаете ли эту глупость,
что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
—
Ну,
что? — сказала она, входя в гостиную и не снимая шляпы. —
Вы все веселые. Верно, хорошо?
— Не с этим народом, а с этим приказчиком! — сказал Левин, вспыхнув. —
Ну для
чего я
вас держу! — закричал он. Но вспомнив,
что этим не поможешь, остановился на половине речи и только вздохнул. —
Ну что, сеять можно? — спросил он, помолчав.
—
Ну, Агафья Михайловна, — сказал ей Степан Аркадьич, целуя кончики своих пухлых пальцев, — какой полоток у
вас, какой травничок!… А
что, не пора ли, Костя? — прибавил он.
— Как я рад,
что вы у него были, — сказал Слюдин. — Он нехорош, и мне кажется…
Ну что?
— Подайте чаю да скажите Сереже,
что Алексей Александрович приехал.
Ну,
что, как твое здоровье? Михаил Васильевич,
вы у меня не были; посмотрите, как на балконе у меня хорошо, — говорила она, обращаясь то к тому, то к другому.
—
Ну, и почему-то Анна Павловна сказала,
что он не хочет оттого,
что вы тут. Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за
вас вышла ссора. А
вы знаете, как эти больные раздражительны.
— И я не один, — продолжал Левин, — я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально дело; все, зa редкими исключениями, ведут дело в убыток.
Ну,
вы скажите,
что̀ ваше хозяйство — выгодно? — сказал Левин, и тотчас же во взгляде Свияжского Левин заметил то мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее приемных комнат ума Свияжского.
—
Ну, в этом
вы, по крайней мере, сходитесь со Спенсером, которого
вы так не любите; он говорит тоже,
что образование может быть следствием бо́льшего благосостояния и удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать и считать…
— Да нечего скучать, — сказала ему Агафья Михайловна. —
Ну,
что вы сидите дома? Ехали бы на теплые воды, благо собрались.
—
Ну, какое ваше дело! Мало
вы разве и так мужиков наградили! И то говорят: ваш барин от царя за то милость получит. И чудно:
что вам о мужиках заботиться?
— Так, пожалуйста, приезжайте. — сказала Долли, — мы
вас будем ждать в пять, шесть часов, если хотите.
Ну,
что моя милая Анна? Как давно…
—
Ну, так вот прочтите. Я скажу то,
чего бы желала. Очень бы желала! — Она написала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы
вы могли забыть и простить, чтò было».
— Нет, я не угадаю.
Вы скажите, — сказал Василий Лукич улыбаясь,
что с ним редко бывало. —
Ну, ложитесь, я тушу свечку.
—
Ну,
что вам, мама! — напали на нее обе дочери.
—
Ну,
что?
Вы палили много! — сказал он, весело улыбаясь.
—
Ну,
что вы мне имеете сказать? — проговорил он по-французски.
—
Ну вот
вам и Долли, княжна,
вы так хотели ее видеть, — сказала Анна, вместе с Дарьей Александровной выходя на большую каменную террасу, на которой в тени, за пяльцами, вышивая кресло для графа Алексея Кирилловича, сидела княжна Варвара. — Она говорит,
что ничего не хочет до обеда, но
вы велите подать завтракать, а я пойду сыщу Алексея и приведу их всех.
― Отлично! А я хотел к
вам посылать.
Ну,
что Кити? Садитесь сюда, спокойнее… ― Он встал и подвинул качалку. ― Читали последний циркуляр в Journal de St.-Pétersbourg? Я нахожу прекрасно, ― сказал он с несколько французским акцентом.
― А я не знала,
что вы здесь, ― сказала она, очевидно не только не сожалея, но даже радуясь,
что перебила этот давно известный ей и наскучивший разговор. ―
Ну,
что Кити? Я обедаю у
вас нынче. Вот
что, Арсений, ― обратилась она к мужу, ― ты возьмешь карету…
―
Ну, как же!
Ну, князь Чеченский, известный.
Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий?
Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «
ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «
вы третий». Да, брат, так-то!
— А, и
вы тут, — сказала она, увидав его. —
Ну,
что ваша бедная сестра?
Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу,
что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому,
что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь.
Ну, расскажите же мне про нее.
— Так
вы жену мою увидите. Я писал ей, но
вы прежде увидите; пожалуйста, скажите,
что меня видели и
что all right. [всё в порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры,
что я назначен членом комиссии соединенного…
Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я
вам говорил?
—
Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич,
вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего —
что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он
вам докажет,
что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.