Неточные совпадения
Но хорошо было говорить так тем,
у кого не было дочерей; а княгиня понимала, что при сближении дочь могла влюбиться, и влюбиться в того,
кто не захочет жениться, или в того,
кто не годится в мужья.
Теперь она знала всех их, как знают друг друга в уездном городе; знала,
у кого какие привычки и слабости,
у кого какой сапог жмет ногу; знала их отношения друг к другу и к главному центру, знала,
кто за
кого и как и чем держится, и
кто с
кем и в чем сходятся и расходятся; но этот круг правительственных, мужских интересов никогда, несмотря на внушения графини Лидии Ивановны,
не мог интересовать ее, и она избегала его.
Уж
не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные
комья земли, налипавшей на каждой ноге, слез с лошади, взял
у Василья севалку и пошел рассевать.
— Всё молодость, окончательно ребячество одно. Ведь покупаю, верьте чести, так, значит, для славы одной, что вот Рябинин, а
не кто другой
у Облонского рощу купил. А еще как Бог даст расчеты найти. Верьте Богу. Пожалуйте-с. Условьице написать…
Pluck, то есть энергии и смелости, Вронский
не только чувствовал в себе достаточно, но, что гораздо важнее, он был твердо убежден, что ни
у кого в мире
не могло быть этого pluck больше, чем
у него.
— Может быть, — сказал он, пожимая локтем её руку. — Но лучше, когда делают так, что,
у кого ни спроси, никто
не знает.
— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого
не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно,
кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом, девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё на слово, —
у девушки бывает и может быть такое чувство, что она
не знает, что сказать.
— Я несогласен, что нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и
у меня есть средства, а я ничего
не мог сделать. Банки
не знаю
кому полезны. Я, по крайней мере, на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
Что же вы ответите ему, когда невинный малютка спросит
у вас: «папаша!
кто сотворил всё, что прельщает меня в этом мире, — землю, воды, солнце, цветы, травы?» Неужели вы скажете ему: «я
не знаю»?
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе
не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити,
кто живет в соседнем нумере, свой ли дом
у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
Отчаяние его еще усиливалось сознанием, что он был совершенно одинок со своим горем.
Не только в Петербурге
у него
не было ни одного человека,
кому бы он мог высказать всё, что испытывал,
кто бы пожалел его
не как высшего чиновника,
не как члена общества, но просто как страдающего человека; но и нигде
у него
не было такого человека.
Кто не знал ее и ее круга,
не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она позволила себе показаться в свете и показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей красотой, те любовались спокойствием и красотой этой женщины и
не подозревали, что она испытывала чувства человека, выставляемого
у позорного столба.
—
У кого же
не берет? — сказал он смеясь.
— Итак, я продолжаю, — сказал он, очнувшись. — Главное же то, что работая, необходимо иметь убеждение, что делаемое
не умрет со мною, что
у меня будут наследники, — а этого
у меня нет. Представьте себе положение человека, который знает вперед, что дети его и любимой им женщины
не будут его, а чьи-то, кого-то того,
кто их ненавидит и знать
не хочет. Ведь это ужасно!
На шестой день были назначены губернские выборы. Залы большие и малые были полны дворян в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню. Давно
не видавшиеся знакомые,
кто из Крыма,
кто из Петербурга,
кто из-за границы, встречались в залах.
У губернского стола, под портретом Государя, шли прения.
— Что такое? что?
кого? — Доверенность?
кому? что? — Опровергают? —
Не доверенность. — Флерова
не допускают. — Что же, что под судом? — Этак никого
не допустят. Это подло. — Закон! — слышал Левин с разных сторон и вместе со всеми, торопившимися куда-то и боявшимися что-то пропустить, направился в большую залу и, теснимый дворянами, приблизился к губернскому столу,
у которого что-то горячо спорили губернский предводитель, Свияжский и другие коноводы.
В прошлом году он оставил дипломатическую службу,
не по неприятности (
у него никогда ни с
кем не бывало неприятностей), и перешел на службу в дворцовое ведомство в Москву, для того чтобы дать наилучшее воспитание своим двум мальчикам.
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад
не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский
у него: «ну что, Василий,
кто да
кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
Посмотревшись в зеркало, Левин заметил, что он красен; но он был уверен, что
не пьян, и пошел по ковровой лестнице вверх за Степаном Аркадьичем. Наверху,
у поклонившегося, как близкому человеку, лакея Степан Аркадьич спросил,
кто у Анны Аркадьевны, и получил ответ, что господин Воркуев.
Ни
у кого не спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей о том, как идет его книга,
не спрашивая даже
у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и
не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было
у меня в душе. А
кто открыл это?
Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого
не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну,
не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от
кого до сих пор толку
не доберусь.
Не стыдно ли вам? Я
у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Трудись!
Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я
не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия —
не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные //
У нас труду
не учатся. //
У нас чиновник плохонький, // И тот полов
не выметет, //
Не станет печь топить… // Скажу я вам,
не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса //
Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
У батюшки,
у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К
кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с
кем не бранивалась.
У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.