Неточные совпадения
В глазах родных он
не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете,
тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего
не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Но Левин
не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы
не видно было слез, и
тогда только сел опять за стол.
В воспоминание же о Вронском примешивалось что-то неловкое, хотя он был в высшей степени светский и спокойный человек; как будто фальшь какая-то была, —
не в нем, он был очень прост и мил, — но в ней самой,
тогда как с Левиным она чувствовала себя совершенно простою и ясною.
Кити посмотрела на его лицо, которое было на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она
тогда взглянула на него и на который он
не ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце.
— Да расскажи мне, что делается в Покровском? Что, дом всё стоит, и березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели жив? Как я помню беседку и диван! Да смотри же, ничего
не переменяй в доме, но скорее женись и опять заведи то же, что было. Я
тогда приеду к тебе, если твоя жена будет хорошая.
«Вот оно!—с восторгом думал он. —
Тогда, когда я уже отчаивался и когда, казалось,
не будет конца, — вот оно! Она любит меня. Она признается в этом».
Что клевер сеяли только на шесть, а
не на двадцать десятин, это было еще досаднее. Посев клевера, и по теории и по собственному его опыту, бывал только
тогда хорош, когда сделан как можно раньше, почти по снегу. И никогда Левин
не мог добиться этого.
Левин сердито махнул рукой, пошел к амбарам взглянуть овес и вернулся к конюшне. Овес еще
не испортился. Но рабочие пересыпали его лопатами,
тогда как можно было спустить его прямо в нижний амбар, и, распорядившись этим и оторвав отсюда двух рабочих для посева клевера, Левин успокоился от досады на приказчика. Да и день был так хорош, что нельзя было сердиться.
А я, как и
тогда тебе говорил, — я
не знаю, на чьей стороне было более шансов.
— Если было с ее стороны что-нибудь
тогда, то это было увлеченье внешностью, — продолжал Облонский. — Этот, знаешь, совершенный аристократизм и будущее положение в свете подействовали
не на нее, а на мать.
— Я! — повторила она. — Да, я мучаюсь иногда; но это пройдет, если ты никогда
не будешь говорить со мной об этом. Когда ты говоришь со мной об этом,
тогда только это меня мучает.
— Да, но
тогда не служат,
не…
—
Тогда бы он дурно поступил, и я бы
не жалела его, — отвечала Варенька, очевидно поняв, что дело идет уже
не о ней, а о Кити.
Вронский
тогда же хотел отдать деньги (они были у него), но Веневский и Яшвин настаивали на том, что заплатят они, а
не Вронский, который и
не играл.
Алексей сказал
тогда брату, что этих денег ему будет достаточно пока он
не женится, чего, вероятно, никогда
не будет.
Вронский слушал внимательно, но
не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии,
тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
— Алексей Александрович, — сказала она, взглядывая на него и
не опуская глаз под его устремленным на ее прическу взором, — я преступная женщина, я дурная женщина, но я то же, что я была, что я сказала вам
тогда, и приехала сказать вам, что я
не могу ничего переменить.
— Но, как я вам говорил
тогда и писал, — заговорил он резким, тонким голосом, — я теперь повторяю, что я
не обязан этого знать.
— Ну вот, я очень рад или, напротив, очень
не рад, что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы
не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, — и
тогда будут и школы.
«Вот положение! ― думал он, ― Если б он боролся, отстаивал свою честь, я бы мог действовать, выразить свои чувства; но эта слабость или подлость… Он ставит меня в положение обманщика,
тогда как я
не хотел и
не хочу этим быть».
И, несмотря на то, он чувствовал, что
тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он
не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней
не может быть разорвана.
— Я
не могу вполне с этим согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя
не признать того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме того, нельзя отрицать и того, что влияние классических писателей в высшей степени нравственное,
тогда как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего времени.
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого
не может быть, значило ли это, что никогда, или
тогда?»
Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую фигуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами, устремленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «
тогда я
не могла иначе ответить».
И что он видел
тогда, того после уже он никогда
не видал.
И я поеду в Рим, там пустыня, и
тогда я никому
не буду мешать, только Сережу возьму и девочку…
— Но он видит это и знает. И разве ты думаешь, что он
не менее тебя тяготится этим? Ты мучишься, он мучится, и что же может выйти из этого?
Тогда как развод развязывает всё, —
не без усилия высказал Степан Аркадьич главную мысль и значительно посмотрел на нее.
То, что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда
не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его сердце; но он
не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви,
не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были
тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого
не могла поспеть к этому времени; но она
не могла
не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и
тогда траур задержал бы еще свадьбу.
— Картина ваша очень подвинулась с тех пор, как я последний раз видел ее. И как
тогда, так и теперь меня необыкновенно поражает фигура Пилата. Так понимаешь этого человека, доброго, славного малого, но чиновника до глубины души, который
не ведает, что творит. Но мне кажется…
Как ни низко он ценил способность понимания искусства Голенищевым, как ни ничтожно было то справедливое замечание о верности выражения лица Пилата как чиновника, как ни обидно могло бы ему показаться высказывание первого такого ничтожного замечания,
тогда как
не говорилось о важнейших, Михайлов был в восхищении от этого замечания.
Он одинаково
не мог работать, когда был холоден, как и
тогда, когда был слишком размягчен и слишком видел всё.
— Для меня ужасно то, что я
не могу
не видеть его, каким он был молодым… Ты
не поверишь, какой он был прелестный юноша, но я
не понимал его
тогда.
Если бы жена
тогда, объявив о своей неверности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он
не был бы в том для самого себя безвыходном, непонятном положении, в каком он чувствовал себя теперь.
Он чувствовал, что
не может отвратить от себя ненависти людей, потому что ненависть эта происходила
не оттого, что он был дурен (
тогда бы он мог стараться быть лучше), но оттого, что он постыдно и отвратительно несчастлив.
Столько же доводов было
тогда за этот шаг, сколько и против, и
не было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометтировал девушку и что долг чести обязывает его сделать предложение.
Если я буду знать это,
тогда я знаю, что я сделаю», говорила она себе,
не в силах представить себе того положения, в котором она будет, убедившись в его равнодушии.
— Это было, когда я был ребенком; я знаю это по преданиям. Я помню его
тогда. Он был удивительно мил. Но с тех пор я наблюдаю его с женщинами: он любезен, некоторые ему нравятся, но чувствуешь, что они для него просто люди, а
не женщины.
— Да, да, верно, цыплят
не нашли.
Тогда своих… — сказала Кити.
Даже Сергеи Иванович, который тоже вышел на крыльцо, показался ему неприятен тем притворным дружелюбием, с которым он встретил Степана Аркадьича,
тогда как Левин знал, что брат его
не любил и
не уважал Облонского.
— Муж даст ей развод, и
тогда я опять уеду в свое уединение, а теперь я могу быть полезна и исполню свой долг, как мне это ни тяжело,
не так как другие.
Он прямо отвечал
тогда, что если она выразит желание, он
не откажет.
Он знал эту способность ее уходить в себя и знал, что это бывает только
тогда, когда она на что-нибудь решилась про себя,
не сообщая ему своих планов.
Тогда члены комиссии отказались от своего заявления, и Сергей Иванович начал логически доказывать, что надо или признать, что суммы ими поверены, или
не поверены, и подробно развил эту дилемму.
― У нас идут переговоры с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто
не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и
тогда их положение будет определенно, как мое, как твое.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые
не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что
тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Вот оно, из послания Апостола Иакова, — сказал Алексей Александрович, с некоторым упреком обращаясь к Лидии Ивановне, очевидно как о деле, о котором они
не раз уже говорили. — Сколько вреда сделало ложное толкование этого места! Ничто так
не отталкивает от веры, как это толкование. «У меня нет дел, я
не могу верить»,
тогда как это нигде
не сказано. А сказано обратное.
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших монахов…
Тогда как это нигде
не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она, глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при Дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
Вспомнив еще раз об Алексее Александровиче, она вспоминала и время своей болезни после родов и то чувство, которое
тогда не оставляло ее.
Шесть недель он
не говорил ни с кем и ел только
тогда, когда я умоляла его.