Неточные совпадения
Дарья Александровна
между тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее,
как только она выходила. Уже и теперь, в
то короткое время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
Всю дорогу приятели молчали. Левин думал о
том, что означала эта перемена выражения на лице Кити, и
то уверял себя, что есть надежда,
то приходил в отчаяние и ясно видел, что его надежда безумна, а
между тем чувствовал себя совсем другим человеком, не похожим на
того,
каким он был до ее улыбки и слов: до свидания.
Как ни казенна была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с
тою же улыбкой, волновавшеюся
между губами и глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и,
как чему-то особенному, обрадовался
тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
И
между ними составилось что-то в роде игры, состоящей в
том, чтобы
как можно ближе сидеть подле тети, дотрогиваться до нее, держать ее маленькую руку, целовать ее, играть с ее кольцом или хоть дотрогиваться до оборки ее платья.
И странно
то, что хотя они действительно говорили о
том,
как смешон Иван Иванович своим французским языком, и о
том, что для Елецкой можно было бы найти лучше партию, а
между тем эти слова имели для них значение, и они чувствовали это так же,
как и Кити.
Как будто слезы были
та необходимая мазь, без которой не могла итти успешно машина взаимного общения
между двумя сестрами, — сестры после слез разговорились не о
том, что занимало их; но, и говоря о постороннем, они поняли друг друга.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после
того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и
как ему зашла в голову загадка о
том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он,
как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович
между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
И теперь, делая догадки о
том, кто — кто,
какие между ними отношения и
какие они люди, Кити воображала себе самые удивительные и прекрасные характеры и находила подтверждение в своих наблюдениях.
Кити отвечала, что ничего не было
между ними и что она решительно не понимает, почему Анна Павловна
как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась в такой вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не говорила и себе. Это была одна из
тех вещей, которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться.
Действительно, за чаем, который им принесли на столике — подносе в прохладную маленькую гостиную,
между двумя женщинами завязался a cosy chat,
какой и обещала княгиня Тверская до приезда гостей. Они пересуживали
тех, кого ожидали, и разговор остановился на Лизе Меркаловой.
Он знал, что
между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчета о
том,
как это может подействовать, он не перенесся в нее.
К этому удовольствию примешивалось еще и
то, что ему пришла мысль, что, когда это дело сделается, он жене и близким знакомым будет задавать вопрос: «
какая разница
между мною и Государем?
— Да, удивительное мастерство! — сказал Вронский. —
Как эти фигуры на заднем плане выделяются! Вот техника, — сказал он, обращаясь к Голенищеву и этим намекая на бывший
между ними разговор о
том, что Вронский отчаивался приобрести эту технику.
Василий Лукич
между тем, не понимавший сначала, кто была эта дама, и узнав из разговора, что это была
та самая мать, которая бросила мужа и которую он не знал, так
как поступил в дом уже после нее, был в сомнении, войти ли ему или нет, или сообщить Алексею Александровичу.
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном,
как ни давно думала о
том и готовилась к
тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе
между окон, она стала думать.
— Стива говорит, что гораздо лучше давать деньги, — продолжала
между тем Долли начатый занимательный разговор о
том,
как лучше дарить людей, — но…
Между тем по другой стороне болота слышались не частые, но,
как Левину казалось, значительные выстрелы Степана Аркадьича, причем почти за каждым слышалось: «Крак, Крак, апорт!»
В последнее время
между двумя свояками установилось
как бы тайное враждебное отношение:
как будто с
тех пор,
как они были женаты на сестрах,
между ними возникло соперничество в
том, кто лучше устроил свою жизнь, и теперь эта враждебность выражалась в начавшем принимать личный оттенок разговоре.
Перед отъездом Вронского на выборы, обдумав
то, что
те сцены, которые повторялись
между ними при каждом его отъезде, могут только охладить, а не привязать его, Анна решилась сделать над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку с ним. Но
тот холодный, строгий взгляд, которым он посмотрел на нее, когда пришел объявить о своем отъезде, оскорбил ее, и еще он не уехал,
как спокойствие ее уже было разрушено.
Но,
как ни были ей приятны и веселы одни и
те же разговоры, — «Алины-Надины»,
как называл эти разговоры
между сестрами старый князь, — она знала, что ему должно быть это скучно.
Хотя она бессознательно (
как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для
того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин,
между Вронским и Левиным, она,
как женщина, видела в них
то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина),
как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А
между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны,
как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с
тем же правом, с
тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
Было что-то оскорбительное в
том, что он сказал: «вот это хорошо»,
как говорят ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна
та противоположность
между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
Между сестрами, в
то время
как приехала Анна, шло совещание о кормлении. Долли одна вышла встретить гостью, в эту минуту мешавшую их беседе.
Кити была смущена
тою борьбой, которая происходила в ней,
между враждебностью к этой дурной женщине и желанием быть снисходительною к ней; но
как только она увидала красивое, симпатичное лицо Анны, вся враждебность тотчас же исчезла.
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его
как живого пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив
то чувство, которое было
между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.
И ровно в
ту минуту,
как середина
между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением,
как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся
между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о
том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.