Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда для варварской части населения,
и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести
без боли в ногах даже короткого молебна
и не мог понять, к чему все эти страшные
и высокопарные слова о том свете, когда
и на этом жить
было бы очень весело.
И то в эти три дня меньшой заболел оттого, что его накормили дурным бульоном, а остальные
были вчера почти
без обеда.
— Нет,
без шуток, что ты выберешь, то
и хорошо. Я побегал на коньках,
и есть хочется.
И не думай, — прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, — чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием
поем хорошо.
— Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я
был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может
быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой
и вижу, что
без этого нет жизни.
И надо решить…
Он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определенное название, что это
есть заманиванье барышень
без намерения жениться
и что это заманиванье
есть один из дурных поступков, обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он.
На голове у нее, в черных волосах, своих
без примеси,
была маленькая гирлянда анютиных глазок
и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами.
Константин Левин заглянул в дверь
и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье
без рукавчиков
и воротничков, сидит на диване. Брата не видно
было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его,
и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не
были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба
была одним из многих общежитейских дел; для Левина это
было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье.
И теперь от этого нужно
было отказаться!
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда
пил чай,
и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю
и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул у окна, он почувствовал что, как ни странно это
было, он не расстался с своими мечтами
и что он
без них жить не может.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога забыл,
и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить,
пьет без просыпу
и жену избил до смерти; он слушал
и читал книгу
и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
—
Без тебя Бог знает что бы
было! Какая ты счастливая, Анна! — сказала Долли. — У тебя всё в душе ясно
и хорошо.
«
Без поспешности
и без отдыха», —
было его девизом.
Как будто слезы
были та необходимая мазь,
без которой не могла итти успешно машина взаимного общения между двумя сестрами, — сестры после слез разговорились не о том, что занимало их; но,
и говоря о постороннем, они поняли друг друга.
— Да что же? У Гримма
есть басня: человек
без тени, человек лишен тени.
И это ему наказанье за что-то. Я никогда не мог понять, в чем наказанье. Но женщине должно
быть неприятно
без тени.
Старания Агафьи Михайловны
и повара, чтоб обед
был особенно хорош, имели своим последствием только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба с маслом, полотка
и соленых грибов,
и еще то, что Левин велел подавать суп
без пирожков, которыми повар хотел особенна удивить гостя.
— Ты ведь не признаешь, чтобы можно
было любить калачи, когда
есть отсыпной паек, — по твоему, это преступление; а я не признаю жизни
без любви, — сказал он, поняв по своему вопрос Левина. Что ж делать, я так сотворен.
И право, так мало делается этим кому-нибудь зла, а себе столько удовольствия…
Яшвин, игрок, кутила
и не только человек
без всяких правил, но с безнравственными правилами, — Яшвин
был в полку лучший приятель Вронского.
Ливень
был непродолжительный,
и, когда Вронский подъезжал на всей рыси коренного, вытягивавшего скакавших уже
без вожжей по грязи пристяжных, солнце опять выглянуло,
и крыши дач, старые липы садов по обеим сторонам главной улицы блестели мокрым блеском,
и с ветвей весело капала, а с крыш бежала вода.
Переодевшись
без торопливости (он никогда не торопился
и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже
были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром,
и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Всё это она говорила весело, быстро
и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова
и придавал им только тот прямой смысл, который они имели.
И он отвечал ей просто, хотя
и шутливо. Во всем разговоре этом не
было ничего особенного, но никогда после
без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
Два человека, муж
и любовник,
были для нее двумя центрами жизни,
и без помощи внешних чувств она чувствовала их близость.
М-llе Варенька эта
была не то что не первой молодости, но как бы существо
без молодости: ей можно
было дать
и девятнадцать
и тридцать лет.
Она
была похожа на прекрасный, хотя еще
и полный лепестков, но уже отцветший,
без запаха цветок.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о больном, заговоры о том, чтоб отвлечь его от работы, которая
была ему запрещена,
и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «моя Кити», не хотевшего
без нее ложиться спать.
«Да, — вспоминала она, что-то
было ненатуральное в Анне Павловне
и совсем непохожее на ее доброту, когда она третьего дня с досадой сказала: «Вот, всё дожидался вас, не хотел
без вас
пить кофе, хотя ослабел ужасно».
Но Константину Левину скучно
было сидеть
и слушать его, особенно потому, что он знал, что
без него возят навоз на неразлешенное поле
и навалят Бог знает как, если не посмотреть;
и резцы в плугах не завинтят, а поснимают
и потом скажут, что плуги выдумка пустая
и то ли дело соха Андревна,
и т. п.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий
и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое
и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя
было знать, на что отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование
есть благо для народа?
Чем долее Левин косил, тем чаще
и чаще он чувствовал минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой всё сознающее себя, полное жизни тело,
и, как бы по волшебству,
без мысли о ней, работа правильная
и отчетливая делалась сама собой. Это
были самые блаженные минуты.
Всё шло хорошо
и дома; но за завтраком Гриша стал свистать
и, что
было хуже всего, не послушался Англичанки,
и был оставлен
без сладкого пирога. Дарья Александровна не допустила бы в такой день до наказания, если б она
была тут; но надо
было поддержать распоряжение Англичанки,
и она подтвердила ее решение, что Грише не
будет сладкого пирога. Это испортило немного общую радость.
По неопределенным ответам на вопрос о том, сколько
было сена на главном лугу, по поспешности старосты, разделившего сено
без спросу, по всему тону мужика Левин понял, что в этом дележе сена что-то нечисто,
и решился съездить сам поверить дело.
Несмотря на уверения старосты о пухлявости сена
и о том, как оно улеглось в стогах,
и на его божбу о том, что всё
было по-божески, Левин настаивал на своем, что сено делили
без его приказа
и что он потому не принимает этого сена зa пятьдесят возов в стогу.
«
Без сомнения, наше общество еще так дико (не то, что в Англии), что очень многие», —
и в числе этих многих
были те, мнением которых Алексей Александрович особенно дорожил, — «посмотрят на дуэль с хорошей стороны; но какой результат
будет достигнут?
Без сомнения, он никогда не
будет в состоянии возвратить ей своего уважения; но не
было и не могло
быть никаких причин ему расстроивать свою жизнь
и страдать вследствие того, что она
была дурная
и неверная жена.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза
и остановился у огромного письменного стола, на котором уже
были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами
и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту
и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал
без обращения к ней
и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
«После того, что произошло, я не могу более оставаться в вашем доме. Я уезжаю
и беру с собою сына. Я не знаю законов
и потому не знаю, с кем из родителей должен
быть сын; но я беру его с собой, потому что
без него я не могу жить.
Будьте великодушны, оставьте мне его».
Он не верит
и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда
и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что
без сына не может
быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына
и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает
и знает, что я не в силах
буду сделать этого».
И он не
без внутренней гордости
и не
без основания думал, что всякий другой давно бы запутался
и принужден
был бы поступать нехорошо, если бы находился в таких же трудных условиях.
Было возможно
и должно одно, на что Вронский
и решился
без минуты колебания: занять деньги у ростовщика, десять тысяч, в чем не может
быть затруднения, урезать вообще свои расходы
и продать скаковых лошадей.
Отношения к мужу
были яснее всего. С той минуты, как Анна полюбила Вронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж
был только излишнее
и мешающее лицо.
Без сомнения, он
был в жалком положении, но что
было делать? Одно, на что имел право муж, это
было на то, чтобы потребовать удовлетворения с оружием в руках,
и на это Вронский
был готов с первой минуты.
Он сказал это, но теперь, обдумывая, он видел ясно, что лучше
было бы обойтись
без этого;
и вместе с тем, говоря это себе, боялся — не дурно ли это?
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить
без этого, но
было бы скучно. Разумеется, я, может
быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал,
и что в моих руках власть, какая бы она ни
была, если
будет, то
будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. —
И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
«Я не в силах
буду говорить с нею
без чувства упрека, смотреть на нее
без злобы,
и она только еще больше возненавидит меня, как
и должно
быть.
Он послал седло
без ответа
и с сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого
были прекрасные дупелиные болота
и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Левину ясно
было, что Свияжский знает такой ответ на жалобы помещика, который сразу уничтожит весь смысл его речи, но что по своему положению он не может сказать этого ответа
и слушает не
без удовольствия комическую речь помещика.
«Да, я должен
был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования
и что их надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло
без этих усовершенствований, вы бы
были правы; но оно идет,
и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
Он
был в самом ласковом
и веселом духе, каким в детстве его часто помнил Левин. Он упомянул даже
и о Сергее Ивановиче
без злобы. Увидав Агафью Михайловну, он пошутил с ней
и расспрашивал про старых слуг. Известие о смерти Парфена Денисыча неприятно подействовало на него. На лице его выразился испуг; но он тотчас же оправился.
Но этак нельзя
было жить,
и потому Константин пытался делать то, что он всю жизнь пытался
и не умел делать,
и то, что, по его наблюдению, многие так хорошо умели делать
и без чего нельзя жить: он пытался говорить не то, что думал,
и постоянно чувствовал, что это выходило фальшиво, что брат его ловит на этом
и раздражается этим.
Подъезжая к крыльцу Карениных, он взглянул на часы
и увидал, что
было без десяти минут девять.
Все те вопросы о том, например, почему бывают неурожаи, почему жители держатся своих верований
и т. п., вопросы, которые
без удобства служебной машины не разрешаются
и не могут
быть разрешены веками, получили ясное, несомненное разрешение.
Она вполне угадала
и выразила его дурно выраженную мысль. Левин радостно улыбнулся: так ему поразителен
был этот переход от запутанного многословного спора с Песцовым
и братом к этому лаконическому
и ясному,
без слов почти, сообщению самых сложных мыслей.