Неточные совпадения
— Что ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к
графине Бониной надо. Ну как же ты не дик? Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда то, что никто не делает.
Через пять минут вошла подруга Кити, прошлую зиму вышедшая замуж,
графиня Нордстон.
Графиня Нордстон тотчас же накинулась на Левина.
— Мне очень лестно,
графиня, что вы так помните мои слова, — отвечал Левин, успевший оправиться и сейчас же по привычке входя в свое шуточно-враждебное отношение к
графине Нордстон. — Верно, они на вас очень сильно действуют.
«Что-то с ним особенное, — подумала
графиня Нордстон, вглядываясь в его строгое, серьезное лицо, — что-то он не втягивается в свои рассуждения. Но я уж выведу его. Ужасно люблю сделать его дураком пред Кити, и сделаю».
— Извините меня,
графиня, — но я, право, ничего этого не знаю и ничего не могу вам сказать, — сказал он и оглянулся на входившего вслед за дамой военного.
— Константин Дмитрич презирает и ненавидет город и нас, горожан, — сказала
графиня Нордстон.
Вронский взглянул на Левина и
графиню Нордстон и улыбнулся.
— Но надеюсь, граф, что вы бы не согласились жить всегда в деревне, — сказала
графиня Нордстон.
Заметив, что
графиня Нордстон хотела что-то сказать, он остановился, не досказав начатого, и стал внимательно слушать ее.
Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их, а
графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.
Разговор зашел о вертящихся столах и духах, и
графиня Нордстон, верившая в спиритизм, стала рассказывать чудеса, которые она видела.
— Ах,
графиня, непременно свезите, ради Бога, свезите меня к ним! Я никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю, — улыбаясь сказал Вронский.
— Хорошо, в будущую субботу, — отвечала
графиня Нордстон. — Но вы, Константин Дмитрич, верите? — спросила она Левина.
— Не могу верить,
графиня.
— Давайте сейчас попробуем,
графиня, — начал он; но Левин хотел досказать то, что он думал.
— А я думаю, что вы будете отличный медиум, — сказала
графиня Нордстон, — в вас есть что-то восторженное.
— Князь, отпустите нам Константина Дмитрича, — сказала
графиня Нордстон. — Мы хотим опыт делать.
Вронский посмотрел с удивлением на князя своими твердыми глазами и, чуть-улыбнувшись, тотчас же заговорил с
графиней Нордстон о предстоящем на будущей неделе большом бале.
—
Графиня Вронская в этом отделении, — сказал молодцоватый кондуктор, подходя к Вронскому.
— Позови же его, Алеша, — сказала старая
графиня.
— Не правда ли, очень мила? — сказала
графиня про Каренину. — Ее муж со мною посадил, и я очень рада была. Всю дорогу мы с ней проговорили. Ну, а ты, говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux. [у тебя всё еще тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше.]
Каренина опять вошла в вагон, чтобы проститься с
графиней.
— Ну вот,
графиня, вы встретили сына, а я брата, — весело сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
— Ну, нет, — сказала
графиня, взяв ее за руку, — я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. А о сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.
— У Анны Аркадьевны, — сказала
графиня, объясняя сыну, — есть сынок восьми лет, кажется, и она никогда с ним не разлучалась и всё мучается, что оставила его.
— Да, мы всё время с
графиней говорили, я о своем, она о своем сыне, — сказала Каренина, и опять улыбка осветила ее лицо, улыбка ласковая, относившаяся к нему.
— Вероятно, это вам очень наскучило, — сказал он, сейчас, на лету, подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему. Но она, видимо, не хотела продолжать разговора в этом тоне и обратилась к старой
графине...
— Очень благодарю вас. Я и не видала, как провела вчерашний день. До свиданья,
графиня.
— Прощайте, мой дружок, — отвечала
графиня. — Дайте поцеловать ваше хорошенькое личико. Я просто, по-старушечьи, прямо говорю, что полюбила вас.
Как ни казенна была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам
графини, опять выпрямилась и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
Старый дворецкий, ехавший с
графиней, явился в вагон доложить, что всё готово, и
графиня поднялась, чтоб итти.
— Ах, если бы вы видели,
графиня, — говорил Степан Аркадьич. — И жена его тут… Ужасно видеть ее… Она бросилась на тело. Говорят, он один кормил огромное семейство. Вот ужас!
Когда он возвратился через несколько минут, Степан Аркадьич уже разговаривал с
графиней о новой певице, а
графиня нетерпеливо оглядывалась на дверь, ожидая сына.
— Вы дали? — крикнул сзади Облонский и, прижав руку сестры, прибавил: — Очень мило, очень мило! Неправда ли, славный малый? Мое почтение,
графиня.
Только что оставив
графиню Банину, с которою он протанцовал первый тур вальса, он, оглядывая свое хозяйство, то есть пустившихся танцовать несколько пар, увидел входившую Кити и подбежал к ней тою особенною, свойственною только дирижерам балов развязною иноходью и, поклонившись, даже не спрашивая, желает ли она, занес руку, чтоб обнять ее тонкую талию.
— Кити, что ж это такое? — сказала
графиня Нордстон, по ковру неслышно подойдя к ней. — Я не понимаю этого.
Графиня Нордстон нашла Корсунского, с которым она танцовала мазурку, и велела ему пригласить Кити.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую
графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
Графиня Лидия Ивановна была друг ее мужа и центр одного из кружков петербургского света, с которым по мужу ближе всех была связана Анна.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про
графиню Лидию Ивановну.
Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина с нездорово-желтым цветом лица и прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
— Ну что, мой друг, снесли оливковую ветвь? — спросила
графиня Лидия Ивановна, только что вошла в комнату.
Но
графиня Лидия Ивановна, всем до нее не касавшимся интересовавшаяся, имела привычку никогда не слушать того, что ее интересовало; она перебила Анну...
Дело сестричек (это было филантропическое, религиозно-патриотическое учреждение) пошло было прекрасно, но с этими господами ничего невозможно сделать, — прибавила
графиня Лидия Ивановна с насмешливою покорностью судьбе.
Правдин был известный панславист за границей, и
графиня Лидия Ивановна рассказала содержание его письма.
Затем
графиня рассказала еще неприятности и козни против дела соединения церквей и уехала торопясь, так как ей в этот день приходилось быть еще на заседании одного общества и в Славянском комитете.
После
графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери кабинета, где уже были приготовлены ему абажур на свече и
графин воды у кресла. — А я напишу в Москву.
Теперь она знала всех их, как знают друг друга в уездном городе; знала, у кого какие привычки и слабости, у кого какой сапог жмет ногу; знала их отношения друг к другу и к главному центру, знала, кто за кого и как и чем держится, и кто с кем и в чем сходятся и расходятся; но этот круг правительственных, мужских интересов никогда, несмотря на внушения
графини Лидии Ивановны, не мог интересовать ее, и она избегала его.
Центром этого кружка была
графиня Лидия Ивановна.