Неточные совпадения
— Вишь, боярин, — сказал незнакомец, равняясь с князем, — ведь говорил я тебе, что вчетвером веселее ехать, чем сам-друг! Теперь дай себя только до мельницы проводить, а там простимся. В мельнице найдешь ночлег и корм лошадям. Дотудова будет версты
две,
не боле, а там скоро и Москва!
— Как что, что мельник? — сказал с жаром Михеич. — Да разве ты
не знаешь, князь, что нет мельника, которому бы нечистый
не приходился сродни? Али ты думаешь, он сумеет без нечистого плотину насыпать? Да, черта с
два! Тетка его подкурятина!
Молится царь и кладет земные поклоны. Смотрят на него звезды в окно косящатое, смотрят светлые, притуманившись, — притуманившись, будто думая: «Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич! Ты затеял дело
не в добрый час, ты затеял, нас
не спрошаючи:
не расти
двум колосьям в уровень,
не сравнять крутых гор со пригорками,
не бывать на земле безбоярщине!»
Малюта слушал сына, и
два чувства спорили в нем между собою. Ему хотелось закричать на Максима, затопать на него ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. Он понимал чутьем, что угроза теперь
не подействует, и в низкой душе своей начал искать других средств, чтоб удержать сына.
Охота меж тем шла своим чередом, и никто
не заметил отсутствия царевича, исключая
двух стремянных, которые теперь издыхали в овраге, пронзенные ножами.
Далее двое молодцов тузили друг друга по голове кулаками. Игра состояла в том, что кто-де из нас первый попросит пощады. И ни одному
не хотелось просить ее. Уже оба противника побагровели, как
две свеклы, но дюжие кулаки
не переставали стучать о головы, словно молоты о наковальни.
Но парень уже ничего
не слыхал. Он продолжал махать кулаками вправо и влево и каждым ударом сшибал по разбойнику, а иногда и по
два.
—
Не на чем, государь! — отвечал Перстень. — Кабы знал я, что это тебя везут, я бы привел с собою
не сорок молодцов, а сотенки
две; тогда
не удрал бы от нас этот Скурлатыч; взяли б мы его живьем да при тебе бы вздернули. Впрочем, есть у нас, кажись, его стремянный; он же мне старый знакомый, а на безрыбье и рак рыба. Эй, молодец, у тебя он, что ли?
— Ну, батюшка Ванюха, я и сам
не знаю, что делать. Авось ты чего
не пригадаешь ли? Ведь один-то ум хорош, а
два лучше! Вот и мельник ни к кому другому, а к тебе послал: ступай, говорит, к атаману, он поможет; уж я, говорит, по приметам вижу, что ему от этого будет всякая удача и корысть богатая! Ступай, говорит, к атаману!
Не дошли они до первого подворья, как увидели
двух песенников, которые брянчали на балалайках и пели во все горло...
—
Двух смертей
не бывать, одной
не миновать! — прибавил третий, — лучше умереть в поле, чем на виселице!
— Тише, князь, это я! — произнес Перстень, усмехаясь. — Вот так точно подполз я и к татарам; все высмотрел, теперь знаю их стан
не хуже своего куреня. Коли дозволишь, князь, я возьму десяток молодцов, пугну табун да переполошу татарву; а ты тем часом, коли рассудишь, ударь на них с
двух сторон, да с добрым криком; так будь я татарин, коли мы их половины
не перережем! Это я так говорю, только для почину; ночное дело мастера боится; а взойдет солнышко, так уж тебе указывать, князь, а нам только слушаться!
И то и другое его прельщало. «Вишь, какой табун, — думал он, притаив дыхание, — коли пугнуть его умеючи, так он, с напуску, все их кибитки переломает; такого задаст переполоху, что они своих
не узнают. А и эти-то вражьи дети хорошо сидят, больно хорошо! Вишь, как наяривают; можно к ним на
два шага подползти!»
Но в одном и том же деле
две стороны
не могут крест целовать.
— Борис, — сказал он Годунову, — тому скоро
два года, я боярина Дружину за такой же ответ выдал тебе головою. Но, видно, мне пора изменить мой обычай. Должно быть, уж
не мы земским, а земские нам будут указывать! Должно быть, уж я и в домишке моем
не хозяин! Придется мне, убогому, забрать свою рухлядишку и бежать с людишками моими куда-нибудь подале! Прогонят они меня отсюда, калику перехожего, как от Москвы прогнали!
— Борис Федорыч, — прибавил Серебряный доверчиво, — я ведь
не один; со мной пришло сотни
две станичников из-под Рязани.
А ты ни то, ни другое; от царя
не уходишь, а с царем
не мыслишь; этак нельзя, князь; надо одно из
двух.
В царской опочивальне стояли
две кровати: одна, из голых досок, на которой Иван Васильевич ложился для наказания плоти, в минуты душевных тревог и сердечного раскаянья; другая, более широкая, была покрыта мягкими овчинами, пуховиком и шелковыми подушками. На этой царь отдыхал, когда ничто
не тревожило его мыслей. Правда, это случалось редко, и последняя кровать большею частью оставалась нетронутою.
Уже часа
два дожидались молодцы, потупя очи и
не подозревая, что царь смотрит на них из небольшого окна, проделанного над самым крыльцом и скрытого узорными теремками.
Два молебна завтра отслужу, один за твое здоровье, а другой — что соблюл меня господь от этой ведьмы,
не дал надо мною такому скверному делу совершиться!
Она встретила спокойным взглядом его сокрушенный взгляд, обняла его, как брата, и поцеловала три раза, без страха и замешательства, ибо в этом прощальном лобзании уже
не было того чувства, которое за
два месяца, у ограды морозовского сада, кинуло ее в объятия князя невольно и бессознательно.
— Об нем
не хлопочи, мы и его
не забудем. А коли ты боишься, что я
не сумею угодить на его милость, то возьми
две сабли, одну себе, другую Ермаку.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за
два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли здесь
два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте на них!
не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
Квартальный. Да так: привезли его поутру мертвецки. Вот уже
два ушата воды вылили, до сих пор
не протрезвился.
Унтер-офицерша. По ошибке, отец мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция
не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали:
два дни сидеть
не могла.
Городничий.
Две недели! (В сторону.)Батюшки, сватушки! Выносите, святые угодники! В эти
две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам
не выдавали провизии!. На улицах кабак, нечистота! Позор! поношенье! (Хватается за голову.)