Неточные совпадения
— Говоришь, а сама не знаешь! — перебила ее другая девушка. — Какие под Москвой русалки! Здесь их
нет и заводу. Вот на Украине, там другое дело, там русалок гибель. Сказывают, не одного доброго молодца с ума свели. Стоит только раз увидеть русалку,
так до смерти все по ней тосковать будешь; коли женатый — бросишь жену и детей, коли холостой — забудешь свою ладушку!
— Боярыня, — сказал он наконец, и голос его дрожал, — видно, на то была воля божия… и ты не
так виновата… да, ты не виновата… не за что прощать тебя, Елена Дмитриевна, я не кляну тебя, —
нет — видит бог, не кляну — видит бог, я… я по-прежнему люблю тебя! Слова эти вырвались у князя сами собою.
— Замолчи, отец! — сказал, вставая, Максим, — не возмущай мне сердца
такою речью! Кто из тех, кого погубил ты, умышлял на царя? Кто из них замутил государство? Не по винам, а по злобе своей сечешь ты боярские головы! Кабы не ты, и царь был бы милостивее. Но вы ищете измены, вы пытками вымучиваете изветы, вы, вы всей крови заводчики!
Нет, отец, не гневи бога, не клевещи на бояр, а скажи лучше, что без разбора хочешь вконец извести боярский корень!
— Ну, что, батюшка? — сказала Онуфревна, смягчая свой голос, — что с тобой сталось? Захворал, что ли?
Так и есть, захворал! Напугала же я тебя! Да нужды
нет, утешься, батюшка, хоть и велики грехи твои, а благость-то божия еще больше! Только покайся, да вперед не греши. Вот и я молюсь, молюсь о тебе и денно и нощно, а теперь и того боле стану молиться. Что тут говорить? Уж лучше сама в рай не попаду, да тебя отмолю!
—
Нет, опосля, как удрали-то,
так уж
так осерчал, что боже сохрани.
—
Так, Борис Федорыч, когда ты говоришь, оно выходит гладко, а на деле не то. Опричники губят и насилуют земщину хуже татар.
Нет на них никакого суда. Вся земля от них гибнет! Ты бы сказал царю. Он бы тебе поверил!
— И отдал бы душу, Никита Романыч, — сказал он, — на пятом, много на десятом воре; а достальные все-таки б зарезали безвинного.
Нет; лучше не трогать их, князь; а как станут они обдирать убитого, тогда крикнуть, что Степка-де взял на себя более Мишки,
так они и сами друг друга перережут!
—
Нет, родимые. Куда мне, убогому!
Нет ни вина, харчей, ни лошадям вашим корма. Вот на постоялом дворе, там все есть. Там
такое вино, что хоть бы царю на стол. Тесненько вам будет у меня, государи честные, и перекусить-то нечего; да ведь вы люди ратные, и без ужина обойдетесь! Кони ваши травку пощиплют… вот одно худо, что трава-то здесь
такая… иной раз наестся конь, да
так его разопрет, что твоя гора! Покачается, покачается, да и лопнет!
— Оборони бог, родимые! Коней можно привязать, чтоб не ели травы; одну ночку не беда, и
так простоят! А вас, государи, прошу покорно, уважьте мою камору;
нет в ней ни сена, ни соломы, земля голая. Здесь не то, что постоялый двор. Вот только, как будете спать ложиться,
так не забудьте перед сном прочитать молитву от ночного страха… оно здесь нечисто!
— Вишь, куда заехали, — сказал Михеич, оглядываясь кругом, — и подлинно тут живой души
нет! Подожду, посмотрю, кто
такой придет, какого даст совета? Ну, а коли, не дай бог, кто-нибудь
такой придет, что… тьфу! С нами крестная сила! Дал бы я карачуна этому мельнику, кабы не боярина выручать.
— Человече, — сказал ему царь, —
так ли ты блюдешь честника? На что у тебе вабило, коли ты не умеешь наманить честника? Слушай, Тришка, отдаю в твои руки долю твою: коли достанешь Адрагана, пожалую тебя
так, что никому из вас
такого времени не будет; а коли пропадет честник, велю, не прогневайся, голову с тебя снять, — и то будет всем за страх; а я давно замечаю, что
нет меж сокольников доброго строения и гибнет птичья потеха!
—
Нет, — отвечал Коршун, — я не к тому вел речь. Уж если
такая моя доля, чтобы в Слободе голову положить,
так нечего оставаться. Видно, мне
так на роду написано. А вот к чему я речь вел. Знаешь ли, атаман, на Волге село Богородицкое?
— Что ж говорить? Прихожу, никого
нет; часовой лежит, раскидамши ноги. Я говорю: дай, мол, испробую, крепка ль дверь? Понапер в нее плечиком; а она, как была,
так с заклепами и соскочи с петлей!
—
Нет? — повторил, стиснув зубы, Перстень, —
нет?
Так не бывать же по-твоему! Митька, хватай его насильно! — И в тот же миг атаман бросился на князя и замотал ему рот кушаком.
—
Нет, не выкупа! — отвечал рыжий песенник. — Князя, вишь, царь обидел, хотел казнить его;
так князь-то от царя и ушел к нам; говорит: я вас, ребятушки, сам на Слободу поведу; мне, говорит, ведомо, где казна лежит. Всех, говорит, опричников перережем, а казною поделимся!
—
Нет, родимый, ничего не узнал. Я и гонцам твоим говорил, что нельзя узнать. А уж как старался-то я для твоей милости! Семь ночей сряду глядел под колесо. Вижу, едет боярыня по лесу, сам-друг со старым человеком; сама
такая печальная, а стар человек ее утешает, а боле ничего и не видно; вода замутится, и ничего боле не видно!
—
Нет,
нет! Мое место здесь, с мучениками! Дай и мне мученический венчик! За что меня обходишь? За что обижаешь? Дай и мне
такой венчик, какие другим раздаешь!
Вправду ли Иоанн не ведал о смерти Серебряного или притворился, что не ведает, чтоб этим показать, как мало он дорожит теми, кто не ищет его милости, бог весть! Если же в самом деле он только теперь узнал о его участи, то пожалел ли о нем или
нет, это также трудно решить; только на лице Иоанна не написалось сожаления. Он, по-видимому, остался
так же равнодушен, как и до полученного им ответа.
Неточные совпадения
Хлестаков.
Нет, на коленях, непременно на коленях! Я хочу знать, что
такое мне суждено: жизнь или смерть.
Лука Лукич. Не могу, не могу, господа. Я, признаюсь,
так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души
нет и язык как в грязь завязнул.
Нет, господа, увольте, право, увольте!
Городничий.
Нет, черт возьми, когда уж читать,
так читать! Читайте всё!
Хлестаков. Черт его знает, что
такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один
такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего
нет?
Городничий (бьет себя по лбу).Как я —
нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов
таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…