Неточные совпадения
Тем не менее он сознается, что при чтении источников книга не раз выпадала у него
из рук и он бросал перо
в негодовании, не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования.
— Ты, боярин, сегодня доброе дело сделал, вызволил нас
из рук этих собачьих детей, так мы хотим тебе за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе не постыла, не вели вешать этих чертей. Отпусти их, и этого беса, Хомяка, отпусти. Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам
в руки, вот те Христос, сам повешу их. Не миновать им осила, только бы не ты их к черту отправил, а наш брат!
Разговоры становились громче, хохот раздавался чаще, головы кружились. Серебряный, всматриваясь
в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от медведя. Князь спросил об нем у соседей, но никто
из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив голову на
руки, сидел
в задумчивости и не участвовал
в общем веселье. Князь хотел было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
Наконец Иоанн встал. Все царедворцы зашумели, как пчелы, потревоженные
в улье. Кто только мог, поднялся на ноги, и все поочередно стали подходить к царю, получать от него сушеные сливы, которыми он наделял братию
из собственных
рук.
— Государь, — сказал он, — хотелось бы, вишь, ему послужить твоей милости. Хотелось бы и гривну на золотой цепочке получить
из царских
рук твоих. Горяча
в нем кровь, государь. Затем и просится на татар да немцев.
Князь хотел сжать ее
в кровавых объятиях, но силы ему изменили, поводья выпали
из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока, конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его, конь бросился
в сторону, помчался лесом и унес с собою боярыню.
Он понимал, что Серебряный его не обманет, что можно на него вернее положиться, чем на кого-либо
из присяжных опричников, и ему приходило желание приблизить его к себе и сделать
из него свое орудие; но вместе с тем он чувствовал, что орудие это, само по себе надежное, может неожиданно ускользнуть
из рук его, и при одной мысли о такой возможности расположение его к Серебряному обращалось
в ненависть.
— Человече, — сказал ему царь, — так ли ты блюдешь честника? На что у тебе вабило, коли ты не умеешь наманить честника? Слушай, Тришка, отдаю
в твои
руки долю твою: коли достанешь Адрагана, пожалую тебя так, что никому
из вас такого времени не будет; а коли пропадет честник, велю, не прогневайся, голову с тебя снять, — и то будет всем за страх; а я давно замечаю, что нет меж сокольников доброго строения и гибнет птичья потеха!
В ту пору калечище берет Акундина за его белы
руки, молвит таково слово: „Ты гой еси, добрый молодец, назовись по имени по изотчеству!“ На те ли речи спросные говорит Акундин: „Родом я
из Новагорода, зовут меня Акундин Акундиныч“.
Иоанн
в черном стихаре, из-под которого сверкала кольчуга, стоял с дрожащим посохом
в руке, вперив грозные очи
в раненого разбойника. Испуганные слуги держали зажженные свечи. Сквозь разбитое окно виден был пожар. Слобода приходила
в движение, вдали гудел набатный колокол.
Из глубины леса шло несколько людей
в изодранных одеждах, с дубинами
в руках. Они вели с собой связанного Максима. Разбойник, которого он ударил саблей, ехал на Максимовом коне. Впереди шел Хлопко, присвистывая и приплясывая. Раненый Буян тащился сзади.
— Дорого оно мне досталось, — сказал он, как бы жалея выпустить
из рук тряпицу, — трудно его добывать. Как полезешь за ним не
в урочный час
в болото, такие на тебя нападут страхи, что господи упаси!
Вскоре
в самом деле явилась
в руках Митьки тяжелая оглобля, которую опричники вывернули насмех
из стоявшего на базаре воза.
Он стоял молча, вперив
в Иоанна неподвижный, вопрошающий взор, как бы ожидая, что он одумается и возьмет назад свое слово. Но Василий Грязной, по знаку царя, встал из-за стола и подошел к Дружине Андреевичу, держа
в руках пестрый кафтан, полупарчовый, полусермяжный, со множеством заплат, бубенчиков и колокольцев.
В толпу разбойников незаметно втерся посторонний человек лет шестидесяти, опрятно одетый, и старался, не показываясь царю, привлечь внимание Серебряного. Уже несколько раз он из-за переднего ряда протягивал украдкою
руку и силился поймать князя за полу, но, не достав его, опять прятался за разбойников.
Устраняя себя передачею письма
из рук в руки, и именно молча, я уж тем самым тотчас бы выиграл, поставив себя в высшее над Версиловым положение, ибо, отказавшись, насколько это касается меня, от всех выгод по наследству (потому что мне, как сыну Версилова, уж конечно, что-нибудь перепало бы из этих денег, не сейчас, так потом), я сохранил бы за собою навеки высший нравственный взгляд на будущий поступок Версилова.
Неточные совпадения
Гаврило Афанасьевич //
Из тарантаса выпрыгнул, // К крестьянам подошел: // Как лекарь,
руку каждому // Пощупал,
в лица глянул им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
Крестьяне речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то
в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, //
В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш
из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
Так вот что с парнем сталося. // Пришел
в село да, глупенький, // Все сам и рассказал, // За то и сечь надумали. // Да благо подоспела я… // Силантий осерчал, // Кричит: «Чего толкаешься? // Самой под розги хочется?» // А Марья, та свое: // «Дай, пусть проучат глупого!» // И рвет
из рук Федотушку. // Федот как лист дрожит.
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие
из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место
в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я
в сердцах с одного разу не вышиб
из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой не принять.