— Шел я это, вашескобродие, на пристань из кабака и был я, вашескобродие, выпимши… Однако шел сам, потому от капитана приказ — на корвет являться как следует,
на своих ногах… А этот вот самый арап, вашескобродие, привязался… Лопотал, лопотал что-то по-своему — поди разбери… А затем за руку взял… я и подумай: беспременно в участок сволокет… За что, мол?.. Ну, я и треснул арапа, это точно, вашескобродие… Отпираться не буду… А больше нечего говорить, вашескобродие, и другой вины моей не было.
Неточные совпадения
Ах, сколько раз потом в плавании, особенно в непогоды и штормы, когда корвет, словно щепку, бросало
на рассвирепевшем седом океане, палуба убегала из-под
ног, и грозные валы перекатывались через бак [Бак — передняя часть судна.], готовые смыть неосторожного моряка, вспоминал молодой человек с какой-то особенной жгучей тоской всех
своих близких, которые были так далеко-далеко.
Но едва только Ашанин стал
на ноги, придерживаясь, чтобы не упасть, одной рукой за койку, как внезапно почувствовал во всем
своем существе нечто невыразимо томительное и бесконечно больное и мучительное. Голова, казалось, налита была свинцом, в виски стучало, в каюте не хватало воздуха, и было душно, жарко и пахло, казалось, чем-то отвратительным. Ужасная тошнота, сосущая и угнетающая, словно бы вытягивала всю душу и наводила смертельную тоску.
И грубые матросские лица, загорелые и обветрившиеся, эти небольшие, приземистые фигуры, крепко державшиеся
на покачивающейся палубе
своими мускулистыми, цепкими, босыми
ногами, видимо, выражали торжественность настроения и вместе с тем удовлетворенность, что праздник справляется честь-честью и словно бы переносит их туда,
на далекую холодную родину, напоминая заваленные снегом избушки и маленькую деревенскую церковь.
Матросский незатейливый туалет — мытье океанской соленой водой (пресной дозволяется мыться только офицерам) и прическа — занял несколько минут, и вслед затем вся команда, в
своих белых рабочих рубахах с отложными широкими синими воротниками, открывавшими шею, в просмоленных белых штанах, у пояса которых
на ремешках висели у многих ножи в черных ножнах, и с босыми
ногами, выстраивается во фронт «
на молитву».
Когда колесница с Нептуном подъехала
на шканцы и остановилась против мостика,
на котором стояли капитан и офицеры, Нептун сошел с нее и, отставив не без внушительности вперед
свою босую
ногу, стукнул трезубцем и велел подать список офицеров. Когда одно из лиц свиты подало Нептуну этот список, владыка морей, прочитав имя, отчество и фамилию капитана, обратился к нему с вопросом...
Посредине большого двора, вымощенного гладким широким белым камнем, возвышалось куполообразное здание с ваннами и душами, и наши русские были очень удивлены, увидавши дам-европеек, которые выходили из
своих номеров, направляясь в ванны, в легких кобайо, широких шароварах и в бабушах
на босую
ногу. Оказалось, что это обычный костюм во все часы дня, кроме обеда, к которому мужчины являются в черных сюртуках, а то и во фраках, а дамы — в роскошных туалетах и брильянтах.
Володя захватил с собой мохнатое полотенце и вышел
на веранду. Она уже была полна жильцами. Каждый сидел в
своем лонгшезе у столика, и все — счастливцы! — были в самых легких тропических костюмах: мужчины — в блузах и широких шароварах из тонкой ткани, надетой прямо
на тело, и в бабушах
на босую
ногу, а дамы — в просторных кобайо и соронго. Почти все давно уже отпили
свой кофе или какао и полулежали в лонгшезах с газетами и книгами в руках или дремали.
— Главная причина, братцы, что я после этой араки связался с гличанами джин дуть… Вперебой, значит, кто кого осилит… Не хотел перед ними русского звания посрамить… Ну, и оказало… с
ног и сшибло… А если бы я одну араку или один джин пил, небось…
ног бы не решился… как есть в
своем виде явился бы
на конверт… Я, братцы, здоров пить…
Кто-то заказал снять копию масляными красками с фотографии «Коршуна», а в каюте старшего штурмана старик-китаец с большими круглыми очками уже разложил
свои инструменты и, опустившись
на колени, с самым глубокомысленным видом, как-то нежно присюсюкивая губами, осторожно буравил маленьким буравчиком мозоль
на ноге почтенного Степана Ильича.
Однако бывали «штормы», но «урагаников» не было, и никто
на «Коршуне» не видел, что
на «Витязе» видели не раз, как адмирал, приходя в бешенство, бросал
свою фуражку
на палубу и топтал ее
ногами.
На «Коршуне» только слышали, — и не один раз, — как адмирал разносил
своего флаг-офицера и как называл его «щенком», хотя этому «щенку» и было лет двадцать шесть. Но это не мешало адмиралу через пять же минут называть того же флаг-офицера самым искренним тоном «любезным другом».
Вышел наверх и Ашанин. Чувствуя себя пассажиром, он приютился в сторонке, к борту у шканцев, чтобы не мешать авралу, и посматривал то
на адмирала, стоявшего, расставив фертом
ноги,
на полуюте, то
на свой «Коршун». И Ашанин, уже давно проникшийся особенной знакомой морякам любовью к
своему судну, горячо желал, чтобы «Коршун» снялся с дрейфа скорее «Витязя».
Неточные совпадения
Гремит
на Волге музыка. // Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик, встал
на ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз
свое выделывал — // Вертелся колесом!
Левин стал
на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал
на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною
своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.
Матвей положил руки в карманы
своей жакетки, отставил
ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, посмотрел
на своего барина.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в один и тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и перелетели
на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но в то самое время, как Вронский чувствовал себя
на воздухе, он вдруг увидал, почти под
ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой
на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
Потом, не глядя в окна, он сел в
свою обычную позу в коляске, заложив
ногу на ногу и, надевая перчатку, скрылся за углом.