— Какой смысл? — переспросил Степан Ильич, оживляясь. — А вы думаете, что нет смысла, и что адмирал приказал
идти ночью и в свежую погоду за собой, неизвестно куда, только потому, что он самодур, и что ему спать не хочется?
Неточные совпадения
— Ред.] ветерок, встреченный
ночью корветом, дул, как выражаются моряки, прямо в «лоб», то есть был противный, и «Коршун» продолжал
идти под парами по неприветливому Финскому заливу при сырой и пронизывающей осенней погоде.
Убедившись, наконец, после двух-трех появлений с целью «проветриться» среди
ночи, что у молодого мичмана все исправно, что паруса стоят хорошо, что реи правильно обрасоплены [Обрасопить — повернуть реи так, чтобы паруса стояли наивыгоднейшим образом относительно ветра.] и, главное, что ветер не свежеет, старший офицер часу во втором решился
идти спать.
— Если засвежеет,
пошлите разбудить меня, Василий Васильевич. А капитана без особенной надобности не будите. Он вчера всю
ночь не спал.
«Коршун» быстро прошел Английский канал, обыкновенно кишащий судами и замечательно освещенный с обеих сторон маяками, так что плавать по Английскому каналу
ночью совершенно безопасно. Едешь словно по широкому проспекту, освещенному роскошными и яркими огнями маяков. Только что скроются огни одних, как уже открываются то постоянно светящиеся, то перемежающиеся огни других. Так от маяка до маяка и
идет судно, вполне обеспеченное от опасности попасть на отмели, которыми усеяны берега Англии и Франции.
Он не боится отойти от снастей, и
ночью над его ухом не раздается окрика боцмана: «
Пошел все наверх…» Можно спать спокойно и даже выспаться.
Ввиду незнания точного места корвета на
ночь корвет привели в бейдевинд под зарифленными марселями, и он
шел самым тихим ходом.
Чудная картина открылась перед глазами, особенно
ночью, когда взошла луна. Корвет
шел между островами, освещенными серебристым светом. Кругом стояла тишина. Штиль был мертвый. Мириады звезд смотрели сверху, и между ними особенно хорошо было созвездие Южного Креста, лившее свой нежный свет с какой-то чарующей прелестью. Вода сверкала по бокам и сзади корвета брильянтовыми лентами.
Скоро шлюпка миновала ряд судов, стоявших близ города, и ходко
шла вперед по довольно пустынному рейду.
Ночь была темная. Ашанин испытывал не особенно приятные ощущения. Ему казалось, что вот-вот на него кинется загребной, здоровенный детина с неприятным подозрительным лицом, обратившим на себя внимание еще на пристани, и он зорко следил за ним и в то же время кидал взгляды вперед: не покажутся ли огоньки «Коршуна», стоявшего почти у выхода в море.
А на другой день, когда корвет уже был далеко от С.-Франциско, Ашанин первый раз вступил на офицерскую вахту с 8 до 12
ночи и, гордый новой и ответственной обязанностью, зорко и внимательно посматривал и на горизонт, и на паруса и все представлял себе опасности: то ему казалось, что брам-стеньги гнутся и надо убрать брамсели, то ему мерещились в темноте
ночи впереди огоньки встречного судна, то казалось, что на горизонте чернеет шквалистое облачко, — и он нервно и слишком громко командовал: «на марс-фалах стоять!» или «вперед смотреть!»,
посылал за капитаном и смущался, что напрасно его беспокоил.
Володя не хотел
идти в гостиницу в такую чудную
ночь и
пошел наугад в первую аллею… Ах, как хорошо было! Как приятно дышалось среди темневшей зелени и пальм и низких раскидистых бананов, среди благоухания цветов в маленьких садиках у освещенных фонариками маленьких домишек, крытых той же листвой бананов.
— А если мы
ночью разлучимся с адмиралом? Куда мы тогда должны
идти, Степан Ильич?
— Ну, теперь я спать
пошел. Спокойной
ночи, Владимир Николаевич! — проговорил старший штурман и как-то особенно крепко и значительно пожал руку Ашанину.
«А там есть какая-нибудь юрта, на том берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?» — «А на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался: провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно;
посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
Тут, конечно, прямо представляется, что в решении молодого человека
идти ночью, почти в одиннадцать часов, в дом к совершенно незнакомой ему светской барыне, поднять ее, может быть, с постели, с тем чтобы задать ей удивительный по своей обстановке вопрос, заключалось, может быть, гораздо еще больше шансов произвести скандал, чем идти к Федору Павловичу.
Неточные совпадения
Впереди летит — ясным соколом, // Позади летит — черным вороном, // Впереди летит — не укатится, // Позади летит — не останется… // Лишилась я родителей… // Слыхали
ночи темные, // Слыхали ветры буйные // Сиротскую печаль, // А вам нет ну́жды сказывать… // На Демину могилочку // Поплакать я
пошла.
«Ну полно, полно, миленький! // Ну, не сердись! — за валиком // Неподалеку слышится. — // Я ничего…
пойдем!» // Такая
ночь бедовая! // Направо ли, налево ли // С дороги поглядишь: //
Идут дружненько парочки, // Не к той ли роще правятся? // Та роща манит всякого, // В той роще голосистые // Соловушки поют…
Я
иду, сударь, и слушаю: //
Ночь светла и месячна, // Реки тихи, перевозы есть, // Леса темны, караулы есть.
В жнитво и в сенокос, // В глухую
ночь осеннюю, // Зимой, в морозы лютые, // И в половодье вешнее — //
Иди куда зовут!
Всю
ночь я
шла, не встретила // Живой души.