Неточные совпадения
Обыкновенно мы в это время
только что словесную канитель затягивали
и часов до двух ночи переходили от одного современного вопроса к другому, с одной стороны ничего не предрешая, а с другой стороны не отказывая себе
и в достодолжном, в пределах разумной умеренности, рассмотрении.
Прошло еще с полчаса — не спится, да
и только. Зажгли свечу, спустили ноги с кровати
и сели друг против друга. Глядели-глядели — наконец смешно стало.
— Знал прежде, да забыл. А теперь знаю
только то, что мы кофей с калачом пьем, да
и тебе
только это знать советую!
— Глумов! да ведь я немножко! Ведь если мы немножко
и поговорим — право, вреда особенного от этого не будет.
Только время скорее пройдет!
Только тогда
и почувствуется у тебя настоящая культурная выдержка!
— Удивительно-то удивительно,
только это из оды на смерть Мещерского,
и к Потемкину, следовательно, не относится, — расхолодил меня Глумов.
Я соврал действительно; но так как срок, в течение которого мне предстояло «годить», не был определен, то надо же было как-нибудь время проводить! Поэтому я не
только не сознался, но
и продолжал стоять на своем.
— Да, хорошо! однако, брат,
и они… на замечании тоже! Как расходились мы, так я заметил: нет-нет да
и стоит, на всякий случай, городовой!
И такие пошли тут у них свистки, что я, грешный человек, подумал: а что, ежели «Черная шаль» тут
только предлог один!
— Эта улица прежде Шестилавочною называлась
и шла от Кирочной
только до Итальянской, а теперь до Невского ее продолжили.
И это тоже результат пытливости девятнадцатого века!
Проходя мимо Публичной библиотеки, я собрался было остановиться
и сказать несколько прочувствованных слов насчет ненеуместности наук, но Глумов так угрюмо взглянул на меня, что я невольно ускорил шаг
и успел высказать
только следующий краткий exordium: [Вступление.]
Но план наш уж был составлен заранее. Мы обязывались провести время хотя бесполезно, но в то же время, по возможности, серьезно. Мы понимали, что всякая примесь легкомыслия должна произвести игривость ума
и что
только серьезное переливание из пустого в порожнее может вполне укрепить человека на такой серьезный подвиг, как непременное намерение „годить“. Поэтому хотя
и не без насильства над самими собой, но мы оторвали глаза от соблазнительного зрелища
и направили стопы по направлению к адмиралтейству.
Сначала, когда его
только что насадили, деревья вот эдакие были,
и притом множество из них в первый же год погибло.
—
И заметь, что у тебя провизия превосходная, а у меня —
только посредственная. Возьми, например, твоя ли осетрина или моя?
Так что, например, человек, которого обед состоит из одной тюри с водой,
только тогда будет вполне удовлетворен, ежели при этом вообразит, что ест наварные щи
и любуется плавающим в них жирным куском говядины.
Выпили по бутылочке зельтерской воды, потом умылись
и сделались опять так же свежи
и бодры, как будто,
только сей час отстоявши раннюю обедню, собрались по-христиански провести день свой.
Далее Алексей Степаныч уж не протестовал, а
только повздыхал еще с полчаса
и удалился, сказав...
С тех пор мы совсем утеряли из вида семейство Молчалиных
и, взамен того, с каждым днем все больше
и больше прилеплялись к сыщику, который льстил нам, уверяя, что в настоящее время, в видах политического равновесия, именно
только такие люди
и требуются, которые умели бы глазами хлопать
и губами жевать.
Всего замечательнее, что мы не
только не знали имени
и фамилии его, но
и никакой надобности не видели узнавать. Глумов совершенно случайно прозвал его Кшепшицюльским,
и, к удивлению, он сразу начал откликаться на этот зов. Даже познакомились мы с ним как-то необычно. Шел я однажды по двору нашего дома
и услышал, как он расспрашивает у дворника: «скоро ли в 4-м нумере (это — моя квартира) руволюция буде». Сейчас же взял его я за шиворот
и привел к себе...
С тех пор он
и остался у нас,
только спать уходил в квартал да по утрам играл на бильярде в ресторане Доминика, говоря, что это необходимо в видах внутренней политики.
Когда же Глумов, с свойственною ему откровенностью, возражал: «а я так просто думаю, что ты с… с…», то он
и этого не отрицал, а
только с большею против прежнего торопливостью переносил лганье на другие предметы.
Хвастался, что служит в квартале
только временно, покуда в сенате решается процесс его по имению; что хотя его
и называют сыщиком, но, собственно говоря, должность его дипломатическая,
и потому следовало бы называть его «дипломатом такого-то квартала»; уверял, что в 1863 году бегал «до лясу», но что, впрочем, всегда был на стороне правого дела,
и что даже предки его постоянно держали на сеймах руку России («як же иначе може то быть!»).
Начали с вопроса о бессмертии души
и очень ловко дали беседе такую форму, как будто она возымела начало еще до нашего прихода, а мы
только случайно сделались ее участниками.
Горизонт мой незаметно расширился, я воспрянул духом, спал с тела
и не
только не дичился общества, но искал его.
Вместе с Глумовым я проводил целые утра в делании визитов (иногда из Казанской части приходилось, по обстоятельствам, ехать на Охту), вел фривольные разговоры с письмоводителями, городовыми
и подчасками о таких предметах, о которых даже мыслить прежде решался, лишь предварительно удостоверившись, что никто не подслушивает у дверей, ухаживал за полицейскими дамами,
и только скромность запрещает мне признаться, скольких из них довел я до грехопадения.
Я было приложил уж руку к сердцу, чтоб отвечать, что всего довольно
и ни в чем никакой надобности не ощущается: вот
только посквернословить разве… Но, к счастию, Иван Тимофеич сделал знак рукой, что моя речь впереди, а покамест он желает говорить один.
— Хорошо. А начальство между тем беспокоится. Туда-сюда — везде мерзость. Даже тайные советники —
и те нынче под сумнением состоят! Ни днем, ни ночью минуты покоя нет никогда! Сравните теперича, как прежде квартальный жил
и как он нынче живет! Прежде
только одна у нас
и была болячка — пожары! да
и те как-нибудь… А нынче!
— Да-с, Захотел посмеяться
и посмеялся. В три часа ночи меня для него разбудили; да часа с два после этого я во все места отношения да рапорты писал. А после того,
только что было сон заводить начал, опять разбудили: в доме терпимости демонстрация случилась! А потом извозчик нос себе отморозил — оттирали, а потом, смотрю, пора
и с рапортом! Так вся ночка
и прошла.
— Ну, хорошо, не будем. А
только я все-таки должен тебе сказать: призови на помощь всю изворотливость своего ума, скажи, что у тебя тетка умерла, что дела требуют твоего присутствия в Проплеванной, но… отклони! Нехорошо быть сыщиком, друг мой! В крайнем случае мы ведь
и в самом деле можем уехать в твою Проплеванную
и там ожидать, покуда об нас забудут.
Только что мы там есть будем?
Мы с новою страстью бросились в вихрь удовольствий, чтобы
только забыть о предстоящем свидании с Иваном Тимофеичем. Но существование наше уже было подточено. Мысль, что вот-вот сейчас позовут
и предложат что-то неслыханное, вследствие чего придется, пожалуй, закупориться в Проплеванную, — эта ужасная мысль следила за каждым моим шагом
и заставляла мешать в кадрилях фигуры. Видя мою рассеянность, дамы томно смотрели на меня, думая, что я влюблен...
К сожалению, я не могу сказать, что не понял его вопроса. Нет, я не
только понял, но даже в висках у меня застучало. Но в то же время я ощущал, что на мне лежит какой-то гнет, который сковывает мои чувства, мешает им перейти в негодование
и даже самым обидным образом подчиняет их инстинктам самосохранения.
— Да нет же, стой! А мы
только что об тебе говорили, то есть не говорили, а чувствовали: кого, бишь, это недостает? Ан ты… вот он он! Слушай же: ведь
и у меня до тебя дело есть.
Я летел домой, не чувствуя ног под собою,
и как
только вошел в квартиру, так сейчас же упал в объятия Глумова. Я рассказал ему все:
и в каком я был ужасном положении,
и как на помощь мне вдруг явилось нечто неисповедимое…
Словом сказать, опасность заставила нас окончательно позабыть, что нам предстояло
только"годить",
и по уши погрузила нас в самую гущу благонамеренной действительности. Мы вполне искренно принялись хлопотать, изворачиваться
и вообще производить все те акты, с которыми сопрягается безопасное плаванье по житейскому морю.
Только по субботам
и накануне больших праздников дверь квартиры учительницы Кубаревой отпиралась лишь для самых близких знакомых.
Ничего лишнего, мишурного, напоминающего о прелюбодеянии
и лжесвидетельстве, не бросалось в глаза,
только в углу стоял довольно подержанный полурояль, от которого"несколько отдавало Дарьей Семеновной.
И только тогда опомнился, когда Глумов, толкнув меня под локоть, указал глазами на двух клиентов, которые сидели в той же комнате, в ожидании Балалайкина.
Чувство собственного достоинства несомненно было господствующею чертою его лица, но в то же время представлялось столь же несомненным, что где-то, на этом самом лице, повешена подробная такса (видимая, впрочем,
только мысленному оку), объясняющая цифру вознаграждения за каждое наносимое увечье, начиная от самого тяжкого
и кончил легкою оплеухой.
Да, это он! — говорил я сам себе, — но кто он? Тот был тщедушный, мизерный, на лице его была написана загнанность, забитость,
и фрак у него… ах, какой это был фрак! зеленый, с потертыми локтями, с светлыми пуговицами, очевидно, перешитый из вицмундира, оставшегося после умершего от геморроя титулярного советника! А этот — вон он какой! Сыт, одет, обут — чего еще нужно!
И все-таки это — он, несомненно, он, несмотря на то, что смотрит как
только сейчас отчеканенный медный пятак!
Черная бархатная жакетка ловко обрисовывала его формы
и отлично оттеняла белизну белья; пробор на голове был сделан так тщательно, что можно было думать, что он причесывается у ваятеля; лицо, отдохнувшее за ночь от вчерашних повреждений, дышало приветливостью
и готовностью удовлетворить клиента, что бы он ни попросил; штаны сидели почти идеально; но что всего важнее: от каждой части его лица
и даже тела разило духами, как будто он
только что выкупался в водах Екатерининского канала.
Балалайкин, однако ж, воздержался
и только сквозь зубы процедил"гм"…
— По моему воспитанию, мне не
только двух рюмок
и одной селянки, а двадцати рюмок
и десяти селянок —
и того недостаточно. Ах, молодой человек! молодой человек! как вы, однако, опрометчивы в ваших суждениях! — говорил между тем благородный отец, строго
и наставительно покачивая головой в мою сторону, —
и как это вы, милостивый государь, получивши такое образование…
Он хлопнул довольно грязной рукой по правой щеке,
и — о, чудо! — такса, которую мы до сих пор видели лишь мысленными очами (
только однажды я мельком усмотрел один параграф ее), вдруг засветилась, так что мы совершенно явственно прочитали...
— О, теперь!!! теперь — я
только тень того веселого Ивана Иваныча, которого вы когда-то знавали в этой самой квартире! Хотя же, no-наружности, я
и имею вид благородного отца, но, в сущности, я — тапер более, нежели когда-либо!
— Не послушался —
и проиграл! А жаль Эюба, до слез жаль! Лихой малый
и даже на турку совсем не похож! Я с ним вместе в баню ходил — совсем, как есть, человек!
только тело голубое, совершенно как наши жандармы в прежней форме до преобразования!
Так ли я, братцы, говорю?"Дрогнули сердца новгородцев, однако поняли вольные вечевые люди, что Гадюк говорит правду,
и в один голос воскликнули:"Так!"–"Так вот что я надумал: пошлемте-ка мы к варягам ходоков
и велим сказать: господа варяги! чем набегом-то нас разорять, разоряйте вплотную: грабьте имущества, жгите города, насилуйте жен, но
только, чтоб делалось у нас все это на предбудущее время… по закону!
Только спят они
и видят во сне все трое один
и тот же ряд картин, прообразующих будущие судьбы их нового отечества.
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках будет записано: вот какие дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить, а вон что вышло!"–"А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный человек Гадюк, — вы, ваше сиятельство,
только бразды покрепче держите,
и будьте уверены; что через тысячу лет на этом самом месте…
— Помню! все помню!
И"шелом Рюрика",
и"слезы, струившиеся по челу Гостомысла"… помню! помню! помню! — твердил Глумов в восхищении. —
Только, брат, вот что: не из Марфы ли это Посадницы было?
Я не буду говорить о том, которое из этих двух сказаний более лестно для моего самолюбия:
и то
и другое не помешали мне сделаться вольнонаемным редактором"Красы Демидрона". Да
и не затем я повел речь о предках, чтобы хвастаться перед вами, — у каждого из вас самих, наверное, сзади, по крайней мере, по Редеде сидит, а
только затем, чтобы наглядно показать, к каким полезным
и в то же время неожиданным результатам могут приводить достоверные исследования о родопроисхождении Гадюков.
Очищенный поник головой
и умолк. Мысль, что он в 1830 году остался сиротой, видимо, подавляла его. Слез, правда, не было видно, но в губах замечалось нервное подергивание, как у человека, которому инстинкт подсказывает, что в таких обстоятельствах
только рюмка горькой английской может принести облегчение.
И действительно, как
только желание его было удовлетворено, так тотчас же почтенный старик успокоился
и продолжал...